Его брат, Джон, однако, был слеплен из другого теста. Она всегда считала его лучшим из братьев Лэйси, и в любом случае предпочла бы его Билли, но после того несчастного случая ее особенно сильно тянуло к человеку с обожженным лицом. Она представляла себе, как касается сморщенной кожи, как ее целуют искривленные губы Джона, — и это она, та, что всегда находила поцелуи отвратительными, а все, что совершается в постели, — вообще выходящим за всякие рамки. Но сейчас, когда она воображала, что занимается «этим» с Джоном Лэйси, внизу живота у нее возникало горячее жжение, которого она никогда не испытывала раньше.
Она редко виделась с ним в эти дни, только когда он приходил навестить Билли. Джон коротко кивал ей, не произнося при этом ни слова. Кора стала нежеланным гостем на Эмбер-стрит и не бывала там уже многие годы, даже на Рождество.
«Это несправедливо, — подумала она. — Элис крайне нужны были те двадцать пять фунтов. Если бы не я, она бы никогда не заполучила эту парикмахерскую. Почему я должна быть виновата в том, что она оказалась слишком тупа, чтобы понять, о чем недвусмысленно говорится в деловом соглашении?»
Обычно Кора не нуждалась в компании. Ей нравилось быть одной, размышлять и планировать, думать о вещах, которые она хотела бы купить для своего дома. Но сегодня было Рождество, Билли ушел, ушла и Мэг, Морис оставался в своей спальне, куда его отослали, чтобы он не попал в руки к бабушке, и дом казался мертвым. Было что-то неправильное в том, что в нем царила оглушительная тишина, во всяком случае, не в Рождество. Гораций Флинн должен был прийти на чай, и она вспомнила о том, что неизбежно случится после того, как Морис отправится спать, и непроизвольно вздрогнула, хотя обычно не позволяла подобным мыслям овладеть ею.
На Эмбер-стрит они, наверное, уже играют в карты или в эти салонные игры, которые она всегда находила глупыми. Тем не менее Кора была не против оказаться там сейчас и окунуться в праздничную атмосферу шума и суеты.
Было кое-что, что она могла сделать, чтобы стать своей на этом торжестве. Она могла пойти на Эмбер-стрит с бумагой, которую подписала Элис, и разорвать ее, швырнуть в огонь на глазах у всех, даже у Фионнуалы, чья ненависть к своей тетке была почти осязаемой, и искупить этим свою вину.
Кора испытала неожиданный и странный болезненный укол при мысли о том, как Элис тепло улыбается, приветствуя ее возвращение в семейный круг. Она вынула соглашение из элегантного бюро в гостиной. Слова in perpetuity , казалось, выделялись среди всех остальных. Она-таки