Джейн пробудилась с первым громогласным фабричным гудком. Через тонкую стену послышался истерический звон соседского будильника. Донеслась ругань, затем сосед швырнул часы на пол; а вот и постельные пружины заскрипели. Девочка представила, как мужчина, откинув с лица пряди жирных черных волос, напяливает свои огромные ботинки. Раздались тяжелые шаги, потом скрипнула оконная рама. Джейн зажмурилась, словно это могло помочь ей заглушить ненавистные звуки, которые она слышала каждый Божий день, кроме воскресенья. Только по воскресеньям не было слышно всех этих харкающих звуков, этих плевков, которые звучно шлепались на металлическую крышу сарая, как раз под соседским окном. Позднее в комнату к соседу приходила его мать с ковшиком кипяченой воды и смывала всю эту мокроту с крыши сарая. В воду она добавляла какое-то дезинфицирующее средство, запахом которого прямо-таки пропиталась комната Джейн. При виде одного только ковша к горлу Джейн подкатывался комок. Естественно, соседи считали ее чересчур гордой, но она никак не могла себя заставить вот так запросто остановиться и заговорить с ними.
Под комнатой Джейн располагалась кухня, и ей было слышно, как отец размешивает сахар в чашке. Удивительно уже одно то, что после вчерашнего скандала он не изменил своим привычкам и ложка его звонко ударялась о края кружки. Шарахнула дверь, по ступеням зазвучали тяжелые шаги. Дверь в комнату распахнулась, Джейн едва успела подумать: «Как было бы замечательно, если бы он хоть однажды догадался постучаться…» Отец поставил чашку на прикроватную тумбочку, невнятно хмыкнул. Джейн в его сторону даже не взглянула.
Разливая сладкий, апельсинового цвета чай, она хотела во что бы то ни стало позабыть вчерашнюю сцену; однако память цепко удерживала множество подробностей. Все произошло практически мгновенно, впрочем, ссоры и драки здесь всегда вспыхивали по самым пустяковым поводам, а зачастую и вовсе без повода, с удручающей регулярностью.
Они сидели за столом и ели пирожки с рыбой, поскольку была пятница.
— Я говорил с мастером, Джейн. Ты можешь приступать к работе уже со следующего месяца, — объявил отец.
— Что?
— Ты прекрасно слышала.
— Слышала, но ничего не поняла.
— Вот как?! Ну так я тебе объясню, — зловеще произнес отец. — Тебе уже четырнадцать лет. Пора бы заняться настоящим делом и помогать семье, как положено.
— Чарли, не говори глупостей! — поспешно вмешалась мать.
— И вовсе это не глупости! Четырнадцать лет — взрослая уже. Хватит учиться, могла бы, между прочим, и сама сообразить. А то, ишь — дожидается, когда ей отец об этом скажет.