Но вот Джейн вновь застыла на платформе со слезами на глазах. На сей раз он отправлялся к родителям, чтобы всей семьей справить Рождество. У Джейн возникло ощущение, что так всегда и будет: толпа провожающих, грязная платформа — и необходимость расставаться с Алистером…
На Рождество ей пришлось дежурить, отрабатывая прежние выходные. Из-за этого настроение у нее было совсем не праздничным: какой уж тут праздник без любимого? Впрочем, хлопот в больнице хватало, и Рождество пролетело настолько стремительно, что Джейн даже не заметила. По телефону Алистеру девушка чистосердечно ответила, что все у нее хорошо и она счастлива.
Но когда праздники миновали, когда Джейн вновь стала простаивать в очередях за почтой, подолгу ожидать его телефонных звонков, — время почти остановило свой бег. Порой Джейн даже стыдилась того, с каким равнодушием она относилась к уходящим дням своей жизни.
В конце января Джейн получила недельный отпуск и тотчас поспешила в Кембридж.
Студенческая жизнь явилась для нее полной неожиданностью. Казалось, вся учеба Алистера состояла в том, чтобы, развалившись в кресле, пить кофе и болтать часами напролет. Когда подходило время ленча, они шли в местный кабачок — «Щучку», где студенты пили пиво, играли в дартс и все так же болтали друг с другом. Затем они возвращались к нему на квартиру в Мадлен-колледж, в его комнату, окно которой выходило на Бенсон-корт. Алистер закрывал внешнюю дверь, и, согласно обычаю, хозяина никто уже не беспокоил ни при каких обстоятельствах. Профессура же считала, что студент занимается. Выходили Алистер с Джейн лишь к чаю. В Кембридже существовала священная традиция: по некоему неписанному графику студенты собирались в комнатах то у одного, то у другого, и Джейн у каждого из приятелей Алистера попробовала едва ли не все виды пирожных кондитерской Фитцбиллиз. Одних только сдобных пышек она съела столько, что чуть не лопнула.
По вечерам Алистер оставлял Джейн на попечение хозяйки «Щучки» Мюриэл, тогда как сам уходил ужинать в Холл. Мюриэл давно уже смирилась с необходимостью занимать молодых леди, пока их молодые люди решают свои дела. Она следила, чтобы никто из посторонних не приставал к девушке и, поскольку питала симпатии к медицинским сестрам, тарелка с деликатесами для Джейн никогда не пустовала.
Когда студенты возвращались, пьянка возобновлялась с новой силой, разговоры становились громче, а маленький паб тонул в клубах табачного дыма. Подчас студенческие беседы делались столь глубокомысленными и наукообразными, что Джейн казалось, будто молодые люди нарочно пытаются дать ей понять, кто она на самом деле. Впрочем, в душу Джейн не раз закрадывались сомнения относительно того, понимают ли сами студенты, о чем ведут речь. Она с изумлением выслушивала формулировки жгучих мировых проблем и пути их решения. При этом Джейн не оставляла уверенность, что молодые люди в действительности понятия не имеют о проблемах современности. В итоге она укрепилась во мнении, что Кембридж представляет собой искусственный мирок, отделенный забором от всего живого.