- Хорошо, но тогда никаких политические споров - ни ваших, ни моих.
Доротея согласно закивала и даже утешительно потрепала его по щеке, как капризного мальчика. Однако Руперт не готов был по требованию какого-то мальчишки отказаться от своей миссии и начал было возражать, но его горячо перебила окончательно сбросившая маску кротости Ульрике:
- А босиком я хожу, потому что хочу чувствовать своей кожей землю, по которой я ступаю! А не потому, что у меня нет туфель! - она порылась своей необъятной сумке, вытащила из ее глубин черные атласные башмачки, похожие на балетные, и подняла их высоко над головой, чтобы все могли их видеть. - Вот они, пожалуйста!
Ури с удивлением заметил, что у нее на ресницах дрожат две слезинки и подумал, что он, пожалуй, переборщил, - он ведь намеревался уязвить только Руперта, а получилось, что он уязвил эту шоколадную дурочку. Надо было срочно спасать положение. Он выхватил башмачки из рук Ульрике и опустился перед ней на одно колено:
- Я прошу вас, прелестная босоножка, нарушить сегодня свои принципы и надеть эти изящные башмачки, иначе вы вынуждаете меня тоже снять туфли, что будет совсем не так эстетично. Но я не могу ходить обутый рядом с босой дамой!
- Ну хорошо, если вам так это важно. - внезапно согласилась Ульрике и послушно сунула ноги в башмачки. Все сразу зашумели, захлопали в ладоши и дружно двинулись вниз в сторону кафе "Селина". Хоть Руперту явно не пришлась по душе легкая победа Ури над Ульрике, он постарался не подать виду. Он подхватил под локти Вильму и Доротею, словно хотел отгородиться ими от наглого израильского молодчика. Зато Ульрике вцепилась в Ури как клещ и всю дорогу восторженно объясняла ему, какой Руперт замечательный:
- Неужели вы никогда о нем не слыхали? Ведь его знает вся Европа!
- Что же он такое сделал? - вынужден был спросить Ури, хотя его вовсе не интересовали подвиги Руперта.
- Он публично сжег все свои картины! - объявила Ульрике. - Вынес их на Курфюрстендамм, облил керосином и сжег!
Она остановилась, чтобы перевести дыхание и посмотреть, какое впечатление произвели на Ури ее слова. А он не удержался и ехидно уточнил:
- Что, такие они были бездарные?
- Наоборот! Они были гениальные!
- Зачем же ему понадобилось их сжигать?
- Чтобы бросить кисть в лицо этому бездушному обществу самодовольных и сытых!
- Общество обществом, а картины небось были бездарные, а то бы он их не сжег. Интересно, он с тех пор хоть что-нибудь путное написал?
- С тех пор он вообще бросил живопись и посвятил свою жизнь защите прав человека!