Твой любимый сын."
Завершив ежемесячное выполнение сыновнего долга Ури опять открыл верхний ящик бюро, на этот раз в поисках конверта. Но сунув руку под бумагу он тут же вспомнил, что конверты лежат отдельно, в специально предназначенном для них отделении, как положено в образцовом немецком хозяйстве, не то, что у его безалаберной матери. Однако прежде, чем закрыть ящик с бумагой, он на миг задержал взгляд на случайно попавшемся под руку опять желтом листе с портретами террористов. К его удивлению это оказался не тот же самый лист, хоть и выглядел он идентичным: фотография Зильке Кранцлер сдвинулась из третьего ряда во второй, а ясновельможный Гюнтер фон Корф занял первое место в левом верхнем углу. "Да у нее тут целая коллекция!" - присвистнул Ури, с любопытством приподнимая пачку бумаги. Под пачкой он нашел еще два листа, - тот, что он видел раньше, и третий, на котором знакомые лица были расположены в ином порядке.
Ури решил, что эти листы должны различаться датами их выхода из печати, но не успел проверить это предположение - прямо над ухом громко зазвонил телефон. Ури сначала не хотел снимать трубку, вряд ли кто-нибудь звонит ему, а Инге предпочитала сама отвечать своим абонентам. Однако телефон продолжал настойчиво трезвонить, а Инге все не появлялась - вероятно она укладывала спать очередную партию гераней и не слышала звонка. Как видно кто-то очень упрямый висел на другом конце провода и не собирался давать отбой. Так что в конце концов Ури нехотя поднял трубку именно в тот момент, когда запыхавшаяся Инге схватила параллельную трубку в кухне.
Ури услышал ее чуть хрипловатое "Алло!" и уже собрался было положить трубку, когда знакомый красиво поставленный баритон произнес:
- Фройлин Губертус? Говорит Руперт Вендеманн.
Хоть подслушивать чужие разговоры было нехорошо, трубка так и прикипела к уху Ури. Инге молчала, слышно было только ее напряженное дыхание.
- Я надеюсь, вы меня помните? - не выдержав ее молчания спросил Руперт.
- Конечно. Вы тот самый, знаменитый, который сжег свои картины.
- Перестаньте притворяться, Инге. Тогда в кафе вы меня узнали сразу, как только вошли.
- Чего вы от меня хотите? - прямо и жестко спросила Инге.
Ури хорошо знал, как в минуты такой жесткости у нее темнеют глаза и пересыхают губы, от чего ее голос сразу теряет обычно переливающиеся в нем музыкальные полутона и становится вялым и тусклым. Но это не смутило Руперта Вендеманна, который собственные картины сжег и то ничего, выжил.
- Я хочу поговорить с вами с глазу на глаз.
- О чем?