— А почему ты думаешь, — спросила она удивленно, — что я хочу с тобой ехать куда-то?
— Как? — опешил я — Разве ты не хочешь уехать отсюда со мной?
— С какой стати? Чего я там не видела?
— Что значит, чего ты там не видела? Ты разве не понимаешь? Если я уеду, ты больше никогда меня не увидишь. Никогда-никогда.
— Ну да, — она улыбнулась и развела руками. — Когда-то же нам все равно пришлось бы проститься.
Причем сказала она это так спокойно, как будто перспектива проститься со мной навсегда не затронула в ней никаких струн души. Это меня ужасно шокировало, обидело и возмутило. Моя мужская гордость была уязвлена.
— Ну как же, — сказал я, — ну как же… Неужели ты все забыла? Ведь мы с тобой даже спали вместе.
— Мало ли, с кем я спала, — сказала она, улыбнувшись очень цинично. — Я же не могу одновременно уехать со всеми, с кем я спала.
Меня от такой откровенности даже всего затрясло. Я сжал кулаки, затопал ногами, закричал на нее.
— Да как ты смеешь говорить такие слова? Как тебе не стыдно! Неужели тебе чужды такие понятия, как любовь, женская верность и женская гордость? Неужели ты думаешь, что на свете нет ничего святого? А я-то, дурак, я о тебе думал, я страдал, я вспоминал, как предо мной явилась ты. Как мимолетное виденье, как гений чистой красоты.
Я говорил долго, возвышенно и красиво. Я произносил пушкинские слова, вовсе не думая, что я их украл. Мне казалось, что они только что родились в моем уме или Сердце. И я сам искренне верил тому, что я говорил.
Я еще не закончил всех своих сентенций, когда заметил, что она ужасно разволновалась, затрепетала и вдруг с рыданиями кинулась мне на грудь.
— Миленький мой, — бормотала она, глотая слезы, — любимый, Клашенька… Прости меня, я не знала, что ты меня так любишь… Но если так… Ты ведь меня правда очень любишь? Очень, очень?
— Ну конечно же, очень, — сказал я, тут же теряя уверенность.
— Я тебя тоже очень-очень, — сказала она, осыпая меня поцелуями. — Я готова за тобой ехать, идти пешком, куда хочешь, в прошлое, в будущее, в тартарары.
Вот подлая человеческая натура! Только что я страстно желал услышать от нее что- то подобное. А как услышал, сразу же скис.
Косынка на ней сбилась. Я ерошил ее короткие волосы, говорил ей какие-то слова и думал: Боже мой! Что же я такое наделал, зачем я ее уговаривал и куда я ее возьму?
— Милая, — сказал я ей, — если бы ты поехала со мной, это было бы такое счастье, но…
Она закрыла мой рот ладошкой.
— Никаких но. Я еду с тобой, куда ты меня позовешь.
— Да, да, — сказал я. — Да, конечно, но, понимаешь, у меня там есть жена…