— Послушайте, Марк, — вы мне позволите называть вас просто по имени? — главное для меня и для всех нас — построить этот город. Мне слишком все это дорого, — и он рукой указал на ту часть стройки, которая виднелась между деревьями, — чтобы увязать во всяких абстрактных проблемах. Но на этот раз речь идет о проблеме конкретной. И тут я не поступлю, как Гуру. Я изменю свои планы — я уважаю мертвых и не хочу нарушать их покоя. Я считаю, что не может быть цемента крепче того, что спаивает живых и мертвых.
— Конечно, это большая сила.
— Гуру, однако, располагает другой, более эффектной силой, поскольку она на поверхности и, следовательно, действие ее распространяется быстрее и шире.
— А как насчет глубины?
— Ну кто в наши дни думает о глубине? — И он устало махнул рукой. — Вот мы и ввязались в эти абстрактные рассуждения, которые я не слишком-то люблю! Впрочем, по моей вине. Главное, повторяю, — построить город, и хорошо построить. Итак, мы сохраним эту могилу. Мы воздвигнем над ней церковь, фасадом обращенную к морю. Мне так хочется.
До сих пор о церкви, как мне кажется, не было и речи, но я не стал говорить об этом.
— Желаете ли вы, чтобы я завтра направил в министерство сообщение о нашем открытии?
— Сообщение? Никакого сообщения мы делать не будем!
Я удивленно посмотрел на него.
— Я велю положить камни на прежнее место и снова замуровать вход. И останется только вот это. — Он вынул из кармана зеленый камешек и покатал его на ладони. — Да, я действительно рад, что это женщина. Мы будем единственные, кто ее видел.
Я почувствовал по его дрогнувшему голосу, что он, вероятно, жалеет, что он не единственный, кто побывал в склепе.
— Вы не боитесь, что кто-нибудь разболтает об этом? — спросил я.
— Будь что будет! Рискнем.
В рассуждениях Дюрбена была какая-то непоследовательность, я не мог понять, почему он отказывается сообщить о находке, которую явно не собирался уничтожать. Не было ли это проявлением как раз тех странностей, даже некоторого безумия, которое ему нередко приписывали? Я с возродившимся интересом взглянул на этого человека, так трезво решавшего многие вопросы, но внезапно по какой-то таинственной причине отступившего, как мне казалось, от своих правил.
Но он уже переменил тему разговора.
— Вам здесь нравится? А работа? Квартира? Все идет хорошо, не так ли?
Мы стали беседовать о финансовой стороне дел, о поддержке, которую оказывали нам в министерствах, он говорил, что некоторые связи по-настоящему прочны, иные же — словно сухие ветки: отпадут при первом же ударе. Он назвал мне имена, вызвавшие у меня удивление, и рассеял кое-какие мои иллюзии. У него было столько же врагов, сколько и друзей, но в настоящее время весы склонялись в его пользу, и он явно намеревался удержать их в таком положении.