— У меня такое ощущение, — говорит он, — что наши подлинные враги не здесь, в болотном краю. Они стоят у власти, и, если мы упустим момент, они, чего доброго, начнут поддерживать южан.
Он встает. Приняв решение бороться, он уже не может усидеть на месте.
Вечером у входа в харчевню я замечаю лошадей с какими-то странными седлами из рыжей кожи. Из зала доносится гул голосов. Я обхожу дом и через черный ход попадаю на кухню. На этот раз старуха явно не рада моему приходу. Она показывает мне на столик в углу:
— Садитесь-ка там! Я сейчас вам принесу.
— У вас сегодня много народу?
— По субботам такое бывает.
— Приехали пастухи?
— Да. И других тоже хватает.
— Вернулись стада графа, — заявляет Мойра, входя в кухню со стаканами.
— Графа?
— Да, графа Лара. Крупного здешнего землевладельца. Ты никогда о нем не слышал?
— А ну-ка закрой дверь и отправляйся обслуживать людей. Да поторопись! — кричит ей старуха.
Слегка нагнувшись, я заглядываю в зал. Мне еще не доводилось видеть вблизи пастухов, управляющихся с огромными стадами; они действительно соответствуют данному мне описанию: бронзовые лица, бороды, волосы, туго стянутые на затылке. Одежда почти сплошь из кожи, от сапог до шапки, и распахнутые на груди грубые рубахи. А на поясе нож в черных ножнах.
По всему чувствовалось, что эти вполне мирные сейчас люди способны мгновенно стать опасными, и, зная их отношение к Калляжу, я порадовался, что сижу от них подальше. То, что мне хотелось выведать о болотном крае, от них все равно не узнать, к тому же местный говор мне непонятен.
Я спрашиваю у старухи:
— А где их гурты?
— Да там, на пастбищах, — говорит она, неопределенно махнув рукой.
— И много скота?
— Четыреста-пятьсот голов.
— Все это принадлежит графу?
— Да нет же. Там разные стада… Ну и галдят же они. Мойра, закрой дверь!
— Ну что ж, я пойду.
— Как вам угодно. Сами знаете, по субботам вечером… Идите черным ходом!
Но когда я поднимаюсь, чтобы уйти, Мойра шепчет мне на ухо:
— Мы с Изабель собираемся завтра на пляж. Приходи! Будем ждать тебя к одиннадцати часам. Поедем верхом.
В одиннадцать часов лошади уже стоят под инжиром и бьют себя по бокам хвостом, отгоняя мух. Я сажусь в седло, проявив всю свою ловкость, так как здешние лошади — сплошные мускулы и нервы — слишком норовистые, и, хотя все проходит удачно, боюсь, выгляжу я не слишком элегантно. Девушки исподтишка наблюдают за мной. Для них ездить верхом такое же привычное дело, как дышать. В таких случаях трудно рассчитывать на снисходительность, тем более что обе они большие насмешницы. Поэтому их молчание я воспринимаю как одобрение.