Однажды вечером, когда меня просто придавило известие из столицы, в совершенно недвусмысленных терминах подтверждавшее изменение нашего проекта, Мойра вдруг сказала:
— Отчего ты не бросишь все это?
— Бросить?!
Хотя по временам я изнемогал от усталости и отчаяния, эта мысль никогда не приходила мне в голову. И вот Мойра, положив локти на стол, с самым невинным видом предлагает мне дезертировать!
— Ну конечно! Ты сам об этом говорил. С Калляжем у вас не получается. Дюрбен, даже если он не в сговоре с банками, уже выдохся. А банкиры-то знают, что им требуется, их не перехитришь. Поэтому вам одно только и остается — упрямство!
— Это тебе напела Изабель?
— Изабель? Почему Изабель?
— Или граф?
— Ты с ума сошел. Как будто я его вижу, этого графа! Ей-богу, ты только о нем и думаешь.
— Но такая мысль…
Она сказала, что гурты перегнали на север, и граф в Лиловом кафе теперь не появляется. К тому же это все пустяки. Но что верно, то верно: она говорила с Изабель, и та в бешенстве такого ей наболтала!
— Она говорит, идиотка я, раз продолжаю с тобой встречаться. Ты знаешь, какая она!
— Понимаю…
— Ну вот, если ты бросишь Калляж, все станет много проще.
— Еще бы! А что я буду делать, если брошу Калляж?
— Не знаю… Можешь, скажем, поселиться здесь. И никто не станет тебя разыскивать.
— Ну да, я смогу, скажем, поселиться здесь, — улыбнулся я. — Ты будешь запирать меня на ключ, кормить тушеным мясом, и мы будем целый день заниматься любовью! Да ты это всерьез говоришь, Мойра?
— Конечно, нет! — произнесла она со вздохом. — Я знаю, ты никогда не покинешь своего Дюрбена. Экое чудище!
— Уже поздно. Давай лучше ложиться спать.
— Давай.
Она убрала со стола, присыпала угли золой, а затем, в одной ночной рубашке, расчесала волосы. Потом погасила лампу, залезла в постель и прижалась ко мне.
— Ах, как жаль! — произнесла она.
— Чего жаль?
— Жаль, что не смогу удержать тебя здесь навсегда.
— Зато задержишь меня на целую ночь.
— Это верно.
— А завтра я вернусь.
— Да.
— Сними рубашку.
— Сейчас.
Как бы то ни было, образ графа продолжал неотступно преследовать меня. Как-то на рассвете я вышел от Мойры, направляясь к Лиловому кафе, и увидел вдалеке всадника, выехавшего из тамарисковой рощицы. Выпрямившись в седле, слегка откинув торс назад по южной манере, он скачет по небольшой солончаковой равнине. Одной рукой он держит поводья, другая лежит на бедре. Хотя на глаза его низко надвинута черная шляпа, я узнаю графа. В мгновение ока, не размышляя, я бросаюсь в кусты и слежу за ним сквозь ветви. Он направляется прямо к кафе. Останавливается у порога, оглядывается и привязывает лошадь к дереву во дворе. Решительной походкой поднимается по ступеням, толкает дверь и входит.