И верно: вскоре судьба, расщедрившись не на шутку, преподнесла ей еще несколько подарков!
Через три дня ее седьмой «Б» занял второе место в параллели на конкурсе стенгазет.
Через неделю в школу завезли наконец плафоны для светильников, которые обещали второй год. И вскоре можно было не бояться, что длинная белая лампа рухнет на кого-нибудь посреди урока.
А в довершение ко всему ее супруг наконец-то выбрал свободный вечер и собрался починить в ее кабинете стулья — в общем-то почти новые, завезенные в прошлом году, но уже наполовину с отвинченными сиденьями.
— Чего им — руки некуда девать? — негодовал он, вставляя на место болты и прикручивая гайки. — Чем они у вас вообще на уроках занимаются?
— Всем они у нас занимаются, — невозмутимо объясняла Вероника. — Дети исключительно разносторонние.
— А вот я им резьбу посбиваю, разносторонним этим! — злорадно обещал Николай и свирепо колотил молотком по хвостам болтов. — Бездельники здоровые!
Под грохот ударов и супружеское ворчание Вероника расставляла готовые стулья по местам и, улыбаясь, прохаживалась по классу.
Похорошевший кабинет ласкал ее взгляд. Одинаковые прямоугольные плафоны светильников сверкали первозданной белизной. Все до единой лампы сияли, отражаясь в чисто-начисто вымытой доске. На панелях нельзя было отыскать даже крохотного пятнышка. Обновленные стулья, казалось, приглашали опуститься на сиденья и, не шелохнувшись, просидеть до самого звонка.
Пожалуй, в таком кабинете и она. Вероника, могла бы давать НАСТОЯЩИЕ УРОКИ… А почему бы, собственно, и нет? Чем она, в конце концов, так уж хуже других?
Вероника повернулась к окну, окинула беглым взглядом свое отражение. Его линии показались ей на этот раз менее смутными и более строгими, чем обычно. Движения тоже изменились: они выглядели как будто увереннее и убедительнее. И было еще что-то такое в этой призрачной отраженной женщине… Вероника не успела разглядеть, что именно.
— Шабаш! Одеваемся, — объявил Николай, швыряя молоток и плоскогубцы в сумку. — Домой!
Она быстро задвинула на место два оставшихся стула, громыхнула оконной створкой, поворачивая тугой шпингалет, и, прихватив пальто, по дороге к двери щелкнула тремя выключателями.
— Ну де-е-етки! — обобщил впечатления Николай, спускаясь по лестнице к выходу. — Ну ученички-и-и… Вот бы сюда нашу Ольгу Федоровну! Та бы с ними живо управилась!
— Подожди, — вдруг попросила Вероника.
— Что?
— Не спеши… Смотри, как красиво!
Они с минуту постояли на крыльце, и торжественная тишина пустынного в этот час школьного двора окружала их. За решетчатым забором шла привычная вечерняя городская жизнь: в машинах и пешком люди спешили домой с работы, несли в шуршащих пакетах хлеб, пачки замороженных пельменей и кефир, везли на задних сиденьях куриц-гриль и минеральную воду — торопились к столу, разборкам с детьми, телевизору, сериалам, вечерним шоу и программе «Время». И только они вдвоем, Вероника с Николаем, выключившись на минуту из общей суеты, провожали их глазами и безмолвно, невидимо участвовали в их жизни.