Но Вероника уже шла к двери.
— До свидания, — бросила она, не оборачиваясь, и дернула ручку.
— А ушел он — я тебе скажу куда. Хочешь?! — выкрикнул он вслед.
Вероника приросла к месту. Но Паша молчал — ждал, пока она обернется. И только когда она посмотрела ему в глаза — ясные, светлые, даже ДОБРЫЕ, — сказал просто:
— Другую он нашел! Не удержала ты мужика.
…Очнулась она от Маришкиного вопля:
— Ма-а-ам! Ты что, с ума сошла?
Оказалось, что она стоит в ванной и держит руки под горячей струей. Руки были довольно красные — похоже, что она держала их так уже давно.
Она закрутила кран и сказала Маришке:
— Почему? Мама моет руки.
Знакомые русские слова давались ей с некоторым трудом, словно она вернулась из долгой заграничной поездки.
— А чего ты ругалась? — не отставала дочь. Глаза у нее оставались испуганными. — На папу, да?
— Я? Ругалась?
— Да! Ты даже материлась!! И Туська слышала! — перешла на шепот Маришка, отталкивая сунувшуюся было в ванную сестру.
— Ма-ам! Она меня толкну-у-ула! — завопила та, в свой черед.
— А я с мамой разговариваю! Мам, а где папа?
Вероника окончательно пришла в себя. Взяла обеих чад за руки и повела в комнату.
— Так! Прекратили разборки. Папа… скоро придет… приедет. Он… к бабе Ларе поехал, огород перекопать к зиме.
— В станицу? В Воронежскую, да?
— Да. В Воронежскую. А теперь — быстро чистить картошку!
— Так я ж ее уже сварила!
— Уже?.. А кто тебе сказал варить?
Вероника опустилась в кресло. Сегодняшний день преподносил одну задачку за другой. То страшную, то смешную…
— Да ты же, когда пришла! Ты сразу на меня закричала: «Быстро вари картошку, бездельница здоровая!»
— Мариш, ты прости маму… У меня сегодня… трудный день.
— Мам, ты что, плачешь? Ма-ам!
— Да нет, это насморк…
Вероника выхватила их кармана платок, наклонилась, скрывая лицо.
На полу сбоку от кресла лежал листок в клеточку. И на этом листке синим по белому рукой Николая было написано: «Вчера дали отпускные. Поехал электричкой в 7.30 к матери. Деньги в тумбочке».
— Ма-ам! Ну не пла-ачь!
Поистине нет на свете ничего постояннее перемен.
Гладкая шелковая поверхность моря в штиль, и безоблачное летнее небо, и верность счастливых влюбленных, и семейное согласие за крепкими стенами домов почтенных граждан, и мирная тишина городских улиц, и даже процветание великих государств — все это, в сущности, ежечасно подвергается разрушительному воздействию ветра и судьбы, внезапным угрозам и опасностям, беспрерывным испытаниям и соблазнам.
И потому каждый, кому хоть раз улыбнулась фортуна и вслед которому хотя бы однажды вздохнули с завистью, должен возблагодарить судьбу за миг удачи; тот же, кто надеется хитрой уловкой навсегда заманить счастье под свой кров, — такой, несомненно, попросту недостоин наименования зрелого человека и мудрого гражданина.