— Карандаш?!.. Карандаш?!.. — возмущенно возопил граф, вынырнул из шубы и, яростно извиваясь, зашарил руками по земле. — Да там целая дубина! Меня ей все равно, что отходили! Все бока в синяках!..
— Вот видишь, я же говорила, настоящий! — обрадовано зашептала боярышня. — Вот и та принцесса тоже…
— Карандаш?!.. Карандаш?!.. По-вашему, это — карандаш?!..
— Ай!!!..
— Ой!!!..
— Мамочки!!!..
По ногам рядом стоящих с глухим стуком прошлось нечто, вырванное из-под массивного тыла графа.
— Ты что, Рассобачинский, с ума там посходил?.. — сердито прозвучало со всех сторон во тьме.
— Ты чего дерешься?!..
— Это… не я… Это… было у меня… под спиной…
— Ну, что еще у тебя там было?
— Оглобля?
— Дубина?
— У меня… Это… это… Это лопата!!! — восторженным шепотом провозгласил не верящий своим пальцам Рассобачинский. — Клянусь жизнью — это лопата!!!
— Ну, не дорого же твоя клятва стоит… — кисло проворчал кто-то справа, но воодушевленный нежданной находкой Рассобачинский только отмахнулся:
— Не время киснуть, боярин Селиверст! Время действовать!
— Уже выспался?
— Да я дело тебе говорю! Этой лопатой мы пророем путь к свободе!
— Засыплем себе могилу, ты хочешь сказать? — мрачно уточнил боярин Никодим.
— Дяденька Никодим, а я вот историю одну читала, там один тоже граф из своей камеры подкоп сделал и сбежал! Десять лет рыл!
— Верно, Наташенька! — обрадовался граф неожиданной поддержке. — Мы сделаем подкоп!
— Ты чего, Рассобачинский, тоже книжек начитался? — снисходительно хохотнул боярин Никодим. — Сколько лет, говоришь, Наташа, тот чудак копал?
— Десять! — быстро подсказала за нее Арина, ее старшая сестра, обеспокоенная, что обсуждение великих дел проходит мимо нее.
— Ну-ну!..
— Вот видишь, десять!..
— Ларишка, Ларишка, што она говорит, ашь?..
— Она говорит, десять лет!!!
— Врет, плутовка! Какие дешять! Ей вше тридшать дашь!
— А вот и не тридцать, боярыня Серапея! — обиделась Арина. — А двадцать пять с половиною!
— Какая ражница! Вще равно в девках щидишь ить еще?
— Не встретила пока героя своего романа, вот и сижу, — надулась Арина — не столько на вопрос, сколько на то, что в последние восемь лет слишком часто приходилось на него отвечать. — А за немилого-постылого я ни ногой не пойду, и не уговаривайте.
— Тебя не я уговаривать должна… — начала было объяснять положение вещей старая сплетница, но, к облегчению запунцовевшей боярышни, ее прервали.
— А я еще что-то нашла, смотрите! — раздался радостный шепот Наташи почти от самой земли.
— И я, кажись, на чем-то таком стою… — поддержал ее боярин Порфирий. — Нука-ся, нука-ся… Ну-ка, матушка, отойди-ка в сторонку!