— Пойдем-ка со мной.
Чувствую слабую попытку сопротивления и говорю:
— Не бойся. Сейчас мы где-нибудь поедим. Вместе.
У уличной торговки покупаю пирожки и два больших яблока. С этой добычей мы снова идем в парк, садимся на скамейку, я делю еду на две части, и начинается пир. Однако силы неравны — я доедаю второй пирожок, а у моего компаньона уже все чисто. Протягиваю ему свое яблоко. Он отчаянно крутит головой, отказываясь от добавки, но я беру его руку и вкладываю в ладошку яблоко.
Наконец с едой покончено.
— Зовут-то тебя как? — догадываюсь я наконец спросить мальчишку.
— Казик, — отвечает он быстро.
— Значит Казимир. Красивое имя. И где ты живешь, Казимир?
— Нигде, — шепчет он, и глаза его наполняются страхом.
Я молчу. Если мальчишка захочет, он и сам все расскажет. Наконец он решается:
— Я из приюта, — сказавши так, Казик сползает к краю скамейки, готовый рвануть прочь.
Молчу. Смотрю в сторону и молчу.
— Я оттуда сбежал. — слышу его голос. — Там дерутся…
Перевожу на него взгляд. Да, драчун из мальчишки никакой.
— У тебя есть кто-нибудь в Варшаве?
— Не знаю, — простодушно отвечает он.
Значит, никого. Дернул же меня черт покататься на карусели.
Мальчишка встает.
— Так я пойду, — трудно понять, вопрос это или утверждение.
Во всяком случае я молчу. Он поворачивается и уходит. Впервые за многие годы я чувствую ненависть к своей профессии. Сижу на скамейке и смотрю ему вслед. Он уходит все дальше и дальше.
Что-то заставляет меня подняться и поспешить за ним.
— Постой, — говорю я, догнав его. — Давай погуляем вместе. Тебе, я вижу, торопиться некуда, да и я не спешу..
Он доверчиво протягивает мне руку.
Мы бродим по улицам Старо Място и по-прежнему молчим. Не знаю, о чем думает мой спутник, мои же мысли кружатся вокруг него. Можно, конечно, дать пареньку денег. Они мне совершенно не нужны. Но деньги отберут, да еще и побьют в придачу. Можно повести его к пану Вольдемару и заплатить вперед за еду и кров, но это тоже не выход — денег хватит только на месяц. Конечно, можно заплатить золотом — этого добра у меня сколько угодно, но начнутся расспросы — откуда у бедняка золото? — и дело запахнет полицией. Впрочем, какая полиция, со вздохом думаю я: через месяц здесь от полиции, по крайней мере польской, и следа не останется…
Отец вытащил меня из ада потому что имел на это специальное задание — набрать группу мальчишек для Интерната. Насколько мне известно, в ближайшие полсотни лет нового набора не будет.
Начинает темнеть. Близится ночь. Близится мой уход. Самое большее, что я могу — это остаться еще на пару дней, в крайнем случае на неделю. Это будет нарушение инструкции, но я сегодня уже умудрился нарушить их с десяток, а кроме того все они вдруг стали мне совершенно безразличны. Беда в другом: отсрочка моего Ухода ничего не даст.