— Счастливый ты человек Борис — дети, внуки… Имей я такое богатство, тоже остался бы на Земле, и к черту космос, старина. Слишком велико притяжение, ни какие Р-гравитаторы не вытянут.
В ответ он промолчал, боясь, что голос выдаст его.
Гости разъехались поздно ночью. Обойдя спящий дом, он вернулся к себе, разделся, лег и закрыл глаза. Он никогда не спал, но первые годы присутствие Ольги вынуждало его притворяться, а потом это вошло в привычку.
Ольга… Он вспомнил, как увидел ее в первый раз с пятимесячной Юлькой на руках. Игорю и Вадиму было тогда уже по три года, и они бросились к нему, на ходу отталкивая друг друга: каждый хотел первым добежать до отца, первым забраться на его плечи. Они дергали за полу форменной куртки, что-то возбужденно кричали, а Ольга стояла в проеме двери, освещенная полуденным солнцем, и на ее прекрасном лице проступала улыбка.
Неужели она все-таки догадалась? Нет, быть этого не может, идентичность составляла сто процентов. Он не только походил на Бориса, он был им. Не копией — оригиналом. Он и сейчас Борис, по крайней мере, та его часть, что находилась на Земле…
… Борисом он стал случайно. Сработал древний инстинкт. Представитель цивилизации, сотни тысяч лет назад покинувшей родную планету, он, как и его собратья, не знал иной жизни, кроме стремительного полета среди звезд. Мчать вперед — было целью и смыслом, мчать наперегонки со светом, пронзая пространства и взламывая галактики. Года, века, тысячелетия только одно — безудержный, неутомимый гон.
Вначале полет был средством, а не целью, и частыми были остановки в пути, и народ его был един в ту пору. Планеты открывались им одна за другой: мертвые и полные жизни, стиснутые километровыми толщами льда и обжигаемые потоками расплавленного металла. Им встречались и цивилизации. Причудливые, на разных уровнях развития, уже вышедшие в космос или еще только осваивающие наивную технику обработки камня. Такие планеты они обходили стороной, боясь причинить вред.
Казалось, праздник познания никогда не кончится…
Но постепенно все изменилось. И полет стал единственным смыслом, и росла скорость, и терялась связь. И каждый стал сам по себе, а значит стал одинок.
И он был один. Заключенный в синем сгустке энергии, один на сотни тысяч лет, на сотни тысяч километров. Забыв, что может быть по-другому.
Не желая другого.
Все кончилось внезапно. Он и предположить не мог — слишком мала была вероятность, что летящее навстречу странной формы тело — космический корабль. И даже когда почувствовал боль, не свою — чужую, страшную боль и ужас смерти, даже тогда не сразу осознал происходящее. Лишь, когда открылось ему еще живое, но умирающее сознание, когда вобрал он в себя целиком то, что было Борисом, лишь тогда понял он все.