От одессита Белугин вернулся с оттопыренными карманами.
– На индийские рупии предложил поменять, один к миллиону, – сказал полковник, выгребая рупии прямо на пол. – Франки нынче не в моде, в Париже все больше евро в ходу… Слушайте, Саша, а может, и вам что-нибудь подобное организовать? Обменный пункт, например? Я поговорю…
– Не надо, – сказал Огаркин. – Я плохо математику знаю.
– Печально, – Белугин привычно потянулся за кисетом. – А кем вы, простите, на бывшей родине работали? Я слышал, что-то по научной части?
– Ага. По научной, – привычно соврал Огаркин. – А что?
– То-то, я чувствую, где-то с вами встречался! – воскликнул Белугин. – Вы у Олега Иваныча в восемьдесят девятом году случайно на дне рождения не были?
– Был…
– Так что ж ты мне полтора месяца лапшу на фуражку вешаешь?! – радостно заорал полковник, конспиративно не разжимая губ. – С приездом, майор!
И кинулся обнимать обалдевшего Огаркина.
Выпросив у шурина веник, Огаркин замел индийские рупии в угол и накрыл по случаю встречи прямо на полу небольшую холостяцкую «поляну».
Пили помалу, но часто. Шурин все больше молчал, Жаклин рассказывала про Париж и вспоминала художника Пикассо, которому однажды на рю де Бланш позировала для «Девочки на шаре». Полковник ругал Багамские острова, кричал, что ни за что бы в плен не сдался, если бы не перестройка, и намекал на связи Аптекаря с Арабскими Эмиратами. («Ничего, – говорил Белугин, – приедет – я с ним разберусь!») Что же касается Огаркина, так тот на середине тостов задремал и пропустил Пикассо с Аптекарем мимо ушей. И что там дальше случилось с Эмиратами, не запомнил.
Снилась Огаркину чахлая липа у автовокзала. И бывшая неверная за пыльным стеклом. Вот сейчас автобус тронется с места, и прощай, прежняя жизнь! А там – в Москву и дальше – до самой Канады…
«А шурин все-таки сволочь. Мог бы и раньше про Белугина рассказать, – думал Огаркин во сне. – Вернемся в Москву – обязательно рапорт подам. Пусть его, подлеца, в лейтенанты разжалуют!»