И вдруг… как я могла просмотреть?! В центре ладони, зачеркивая жизнь, судьбу, любовь проявился зловещий трагический крест. Его паучьи лапы вцепились в нежную, небольшую — совсем не мужскую! — ладонь! Я задержала дыхание. Как мне посмотреть в глаза обреченного человека? Я посмотрела.
Он оказался молод. Приятное лицо, небольшие щегольские усы. Доверчивая, открытая, немного испуганная улыбка. Глаза серьезны и грустны.
Я не хочу, чтобы он умирал. Трагический крест сулит гибель скорую, страшную и необъяснимую. Ангел смерти и отчаяния, чернокрылый демон уже стоял за его спиной. Сказать ему?.. Или скрыть? Милосердие или истина?
И что-то во мне воспротивилось. Вот не хочу — и не хочу. Господи, а что я могу сделать? И эта мысль лишила меня сил. Я опустила голову, вновь склонившись над полудетской еще ладонью. Длинный лиловый ноготь вонзился в бороздку линии судьбы. Мысль какая-то мелькнула. Я напряглась. И почему-то вспомнила стихи. Написал их один светлый и печальный мальчик… Как там… Нет, не вспомнить точно. Что-то меня поразило в этих стихах… Он писал о гадалке, о том, как бежит по ладони ее хищный ноготок, расшифровывая каббалу судьбы. Бежит ноготок… «иглою по старой пластинке». О, как он был прав! Щекотное, немного двусмысленное и интимное движение ноготка по ладони, по сокровенным записям судьбы… А что я? Всего лишь голос ее. Что записано, то и скажу. И ничего более.
И тогда я начала бунтовать. Для начала я сбросила со стола тусклый кремовый череп. Потом сдернула скатерть — порхнули по комнате черно-карминные карты. Холодная злость кипела во мне, как ключ минеральной воды. К черту, к черту! Я не хочу, чтобы он умирал.
И я крепко взяла его взгляд, привязала его невидимыми нитями к пальцам своих рук. Глаза его качнулись и покатились, померкли, как звезды. Он уснул. Я поцеловала его ладонь. И дыхание мое растопило колдовство судьбы. Линии задрожали, смазались и потекли. И в небе сдвинулся Зодиак.
Вонзились мои ногти в рисунок ладони, который свивался драконом, грозя поглотить и меня, и спящего, и весь этот мир. И вдохновенно я провела ногтем первую линию, щедро отмеривая годы жизни. О, какую я нарисую ему судьбу! Кто будет он? Я припомнила его милые ореховые глаза и поняла: он будет поэт. Сатурн расцвел на ладони колючей звездою, которая падает в душу, вонзается всеми своими чистыми и острыми лучами, жжет, леденит и мучает, и тогда невозможно молчать. Как будут любить его женщины! Так, как любила бы его я… Он будет смел и удачлив. И добр. И честен. Ноготок дрогнул, пропустив в его судьбу опасную болезнь. Нет, нет, не бойся, милый. Я не пущу. И, обжигаясь, я быстро заровняла бороздку. А вот здесь, на Меркурии я нарисую ему наследство. Не очень большое. А здесь…