Толян набрал полную грудь воздуха и выпучил глаза.
— Никак нет, господин воспитатель! Мне не смеш…
Дрожащий визг прервался звоном оплеухи. Рука вылетела из-за спины Крайчека так быстро, что Толя не успел даже зажмуриться. Голова его резко дёрнулась в сторону, ноги оторвались от земли, и парень рухнул, хорошо приложившись носом о плац.
— Но я не разрешал на него отвечать, — ледяным тоном закончил воспитатель фразу. — Очевидно, что два года муштры не пошли впрок, — снова обратился он к строю. — Этому я вижу две возможных причины. Причина первая — вы необучаемые дегенераты, которых следует отбраковать. Причина вторая — вас плохо учили. Я очень надеюсь на то, что виной всему причина первая. В таком случае мне не придётся тратить на вас много времени, а ваша численность будет сокращаться быстрее, чем коалиционный десант под Братиславой. Если же причина не в этом, а в плохой подготовке, то смерть для вас станет менее быстрой и более мучительной.
Толя Преклов меж тем очнулся, поднялся и, качаясь, встал в строй.
Крайчек замолчал и уставился на курсанта, глотающего кровь из разбитой щеки. Немигающий змеиный взгляд давил Толяна секунд десять, пока тот, наконец, не прекратил шататься.
— Марш в лазарет, — скомандовал воспитатель. — А вы, недоноски, — пробежался он глазами по строю, после того, как Преклов уковылял в заданном направлении, — шесть кругов вдоль периметра! И если какая-то бесчестная тварь попытается срезать или, упаси Боже, не уложится в норматив — на следующее построение приползёт со сломанными ногами! Марш!
В казарму группа вернулась и впрямь едва не ползком, зато ноги у всех были целы.
Глеб, шаркая в разы потяжелевшими ботинками, подошёл к койке и упал плашмя, лицом в жиденькую подушку. Но не успел он расслабиться, как кто-то тронул за плечо. Глеб повернул голову и только сейчас заметил сидящего напротив Преклова. Щека у Толяна разнеслась так, что опухоль даже на глаз залезла, нос с губой сверкали подсохшими ссадинами. Несмотря на это он, в меру возможностей, улыбался. Неуместная радость показалось Глебу подозрительной, но не до такой степени, чтобы пожертвовать для выяснения её причин сном. Через час нужно было подниматься, жрать, а потом дуть в процедурный и — самое поганое — на занятия к Лейфицу. Если сейчас хоть немного не отоспаться, то шансы клюнуть носом во время лекции возрастали многократно, а это грозило нехилым взысканием. Прикинув расклад, Глеб закрыл глаза. Но Толян был решительно настроен поделиться радостью с приятелем и снова принялся тормошить того за плечо.