— А вдруг… Вдруг завтра не будет видно никаких звезд?
— Исключено. Небо покажет нам все звезды, я уж постараюсь.
Он бросил на меня последний взгляд и быстро зашагал между шатрами. Перед многими из них горели костры, и его фигура, становясь все меньше, то вдруг возникала, то опять терялась в темноте. Вокруг костров люди занимались ужином. До меня долетал их гортанный говор, тянуло запахом жареного мяса. Порой взлаивали собаки. Откуда-то донеслись звуки дребезжащей музыки. А надо всем этим простиралось огромное иссиня-черное, как глаза моего принца, небо с просто невероятным количеством звезд, среди которых золотой лодочкой плыл месяц. Я обрадовалась ему, как старому знакомому, — ведь эта золотая лодочка плыла и вчера над внутренним двориком, где тихо журчали струи фонтана, дремал белый павлин, и волшебный круг горящих светильников отделял нас с моим принцем от остального мира…
Кто-то тронул меня за рукав. Я обернулась.
Женщина сказала:
— Зейнаб, — и склонила голову.
Утром именно она показывала мне, как вышивают золотой нитью и бисером. У нее было две девочки, лет восьми и шести, которые уже довольно уверенно владели иголкой. Я снимала их за работой, и Зейнаб, похоже шутливо, комментировала свои действия, потому что остальные женщины весело посмеивались. Сейчас лицо Зейнаб было сосредоточенным и строгим. Если она — внучка Фариды, значит, Нурали и ее родственник. Как же мне выразить жестами свое сочувствие и поддержку?
Послышался звук взлетающего вертолета. Мы обе посмотрели на небо в том направлении. Серебристый силуэтик стрекозой поднимался вверх.
— Эмир, — сказала Зейнаб.
— Фарида, — сказала я. — Нурали. — И обняла Зейнаб.
Она сначала напряглась и попыталась освободиться, но я гладила ее спину и повторяла:
— Зейнаб, Зейнаб. Все хорошо, Зейнаб…
Она обмякла, и я почувствовала, что она плачет. И сама вдруг тоже заплакала. Шум вертолета стихал. Серебристая стрекоза растаяла в темноте. Мы тихо плакали и гладили друг друга. И в этом было какое-то невероятное облегчение.
Затем концами своих покрывал она вытерла слезы, присела и пальцем стала чертить на песке фигурки, приговаривая:
— Фарида. Ахмет. Рашид. Джамиля. Нурали. Гасан. Тамиля. Таир. — Посмотрела на меня.
Я кивнула, мол, понимаю, это дети Фариды.
Она повторила, показывая пальцем на значки:
— Фарида. Ахмет, — и около Ахмета нарисовала еще несколько, сопровождая их разными именами. При имени «Зейнаб» показала на себя и уже рядом с этим значком символически изобразила двух своих дочек.
Я понимающе кивала. Она показала на меня и отдельно нарисовала еще одну фигурку.