Тем временем стало уже достаточно светло, и я дала понять Зейнаб, что хочу записать на камеру ее «письменность», если она не возражает. Зейнаб закивала, заулыбалась и, переместившись в сторону от готовых рисунков, принялась уверенно повторять свой рассказ так, как если бы дубль был для нее привычным делом. Смуглая рука рисовала на песке, позвякивали браслеты, чуть хрипловатое контральто гортанно называло имена.
Девчушки, в обнимку присев на песок, очень серьезно наблюдали за матерью, которая словно священнодействовала, записывая на бескрайнем полотне пустыни летописи рода: вот мужчина, вот женщина, которая рождает новые поколения. Кто-то живет дальше, кто-то растворяется в песке под ее рукой.
Я старалась снять так, чтобы на общем плане в кадр на фоне бескрайнего горизонта с медленно взмывающим солнечным шаром попадали лишь фигуры Зейнаб и ее девочек. Мать и дочери, дающие продолжение жизни.
Глава 16, в которой сел аккумулятор
Я вытащила его из камеры и попыталась знаками сообщить Зейнаб, что теперь нужно сходить в лагерь военных, чтобы его зарядить, и заодно от них по радио можно поговорить с эмиром. Не уверена, поняла ли она насчет аккумулятора, но идею переговоров с эмиром одобрила: мы же сможем узнать, как дела у Нурали. Только сейчас очень рано, нужно сначала поспать и пойти попозже, когда военные тоже встанут.
Мы вернулись в мой шатер, и Зейнаб стала готовить постели, не позволив мне ей помогать. Девчонки обнаружили на столе забытую мисочку со сластями и радостно их уплели. Потом вместе с матерью, не раздеваясь, они улеглись ближе к входу, и буквально через минуту я уже слышала, как они все ровно дышат во сне.
«Ренджровер» мягко катит по пустыне. Рация молчит, а мой принц смотрит только на меня, вместо того чтобы смотреть на дорогу. Я хочу сказать: «Осторожнее, мы можем врезаться», — но не говорю, потому что кругом только песок и врезаться во что-то просто невозможно. Он убирает руки с руля, машина продолжает двигаться, мягко покачиваясь, как лодка. И уже никакой машины больше нет, а только яркий ковер, окруженный хороводом светильников, и мы лежим на этом ковре.
Пальцами он осторожно отводит волосы с моего лба и шепчет: «Ты такая красивая»… Я хочу сказать, что на самом деле если кто и красив, то именно он, но не могу произнести ни слова. Он откидывает концы своей белой куфьи. В чернущих глазах с длинными густыми ресницами светится тайна. Я поднимаю руку, сбрасываю с него эту дурацкую куфью и играю пальцами в его волосах, его же пальцы начинают расстегивать пуговицы моей блузки.