Командира сипайской разведки в самом деле схватили, им оказался индиец лет сорока с небольшим; он уверял, что пролом действительно был, просто его успели заделать, а встреча англичан с воинами Бхарата — простая случайность. Однако присутствовавший на допросе Анри ему не поверил. В темных глазах сипая затаилось презрительное, бесшабашное ликование; казалось, случившееся доставляет ему искреннюю радость. Анри видел перед собой человека, который до безумия любит свою родину и так же безумно ненавидит тех, кто попирает ее.
Молодой человек не стал делиться своими соображениями ни с кем, даже с Майклом Гордоном, который напоследок сказал:
— Думаю, индийца казнят. И поделом. Сегодня был тяжелый день, давайте выпьем, Анри.
— Благодарю, мне пора к себе. Меня ждет Тулси.
— Пусть немного поскучает — тем радостнее будет ваша встреча.
Майкл улыбнулся, дружески и открыто, и Анри согласился.
Они пошли дальше, и молодой человек продолжал размышлять. Узкая улочка палаточного городка казалась уходящим во мрак туннелем; кое-где над головой колыхался густой шатер листвы, а по земле беспокойно метались черные полосы теней.
Позже, когда они сидели в палатке Гордона и пили вино, Анри произнес, напряженно вглядываясь в простиравшуюся за входом тьму:
— Послушайте, Майкл, а если это сложности перевода? Быть может, я что-то неправильно понял и донес до вас неверные сведения?
Гордон едва не поперхнулся.
— Да вы что, Анри! Не хотите же вы сказать, что все это произошло по вашей вине?! Подумайте, вы француз, вас могут обвинить в предательстве, в том, что вы явились сюда как агент французской разведки!
— Я понятия не имел о Бхарате, — невозмутимо промолвил молодой человек.
— Не будьте ребенком. Кто вам поверит? Молчите, не выдумывайте ерунды!
— Позвольте, по крайней мере, еще раз поговорить с этим сипаем. Кажется, его зовут Викрам?
Майкл пожал плечами.
— Что это даст?
Лицо Анри оставалось задумчивым.
— Неважно. Я должен его увидеть. Я помню этого человека. Он был самым способным и мудрым из всех индийцев и всегда выручал своих товарищей.
Майкл ничего не ответил. Анри не был на настоящей войне, не испытывал на себе испепеляющего жара атаки, его не оглушало чудовищным грохотом и треском оружейных залпов. Он привык воспринимать каждого человека в отдельности — это было видно по тому, как он обращался с сипаями. Если какой-то индиец чего-либо не понимал, Анри долго и терпеливо объяснял ему это. На войне так не бывает, на войне люди превращаются в общую массу, массой идут вперед и, случается, так же погибают. На войне не бывает имен, лиц, чувств и слабостей отдельного человека, если только это не отъявленные предатели и невиданные герои.