— Давай поменяемся, Кири, — серьезно предложила Тулси.
— Зачем? Она поступила справедливо! — ответила девушка, и Тулси так и не поняла, то ли она удовлетворена решением хозяйки, то ли испытывает тайную боль.
Индианкам сообщили об их обязанностях. Кири должна была мыть полы во всех помещениях и вдобавок помогать на кухне. Тулси — содержать в порядке гардероб госпожи и выполнять ее личные поручения.
Луиза возмутилась, узнав, что без ее ведома в дом взяли сразу двух индианок. Когда она начала высказывать претензии дочери и зятю, Франсуа быстро поставил тещу на место, напомнив, что это его дом и его решение.
В результате Луиза с гордым презрением отказалась от услуг новой горничной; она заявила, что будет одеваться и причесываться сама или в крайнем случае с помощью дочери.
Урсула доверилась индианке и не пожалела: та быстро постигала новый для нее обиход, была скромна, честна и аккуратна. За ребенком они с Кири, как и было обещано, смотрели по очереди; к тому же их комнатка располагалась в дальнем конце дома, так что Урсула редко слышала детский плач. Она даже не удосужилась спросить, мальчик это или девочка.
Кири, хотя и смотрела исподлобья, старательно исполняла свои обязанности: на нее не жаловались ни кухарка, ни другие слуги, ни сами хозяева. Новые горничные тоже были довольны. Кормили хорошо, и, главное, здесь они были защищены от лихих людей.
Дом индианкам нравился: всюду тишина и чистота, а мебель — мягкие кресла, столы с инкрустацией, зеркала в витых рамах, — казалось, стояла здесь от начала века. В комнатах сумрачно и прохладно, оттого что дом был окружен садом, а окна завешены плотными занавесями или бамбуковыми жалюзи.
Тулси и Кири редко видели Франсуа, и он, похоже, не обращал на них никакого внимания. Урсула при более близком общении оказалась незлой и совсем не придирчивой женщиной; она часто погружалась в себя, как будто ее снедал тайный сердечный недуг. Быть может, то была тоска по родине?
Самым неприятным человеком в доме была Луиза. Однажды она нетерпеливо и даже грубо оттолкнула Кири только потому, что та случайно оказалась у нее на дороге. На Тулси француженка смотрела так, словно видела в ней тайного врага. Луиза запрещала горничной входить в ее комнату и как-то обмолвилась, что индианки могут попасться на воровстве. Урсула сперва отмахнулась, а потом широко раскрыла глаза и пристально посмотрела на мать. В этот миг она снова вспомнила Анри де Лаваля.
Тулси вспоминала о нем еще чаще. Поздним вечером, уложив ребенка, молодая женщина выходила на темное крыльцо, закрывала за собой дверь и стояла, вглядываясь в погрузившийся во мрак сад. Вокруг стояла тишина, и ночной воздух веял прохладой в мокрое от слез лицо.