Стемнело, когда Степаныч вышел проводить гостя. Отогнал пса, отпер многочисленные засовы, сказал вдруг:
- А кто-то обещался мне борщ за шиворот вылить…
Захохотал тоненько, торжествующе. Огрел Сергея по спине жирной рукой…
- Погоди еще!… - Сергей тоже захохотал. - Погоди, может, еще и вылью!…
- Нет уж, не выльешь! - заливался Степаныч. - Все, продал ты свою выливалку за тридцать целкачей!
Утром пришла комиссия: представитель главного инженера, молодой мастер из ремонтных мастерских и капитан "Быстрого" Антон Сергеевич. Иван хотел поговорить с ним, но держался Антон Сергеевич официально:
- Поглядим. Лишнего не напишем.
Лишнее и не понадобилось. Согласно акту авария произошла по вине экипажа: сорвало штуцер масляного фильтра.
- Согласны, Иван Трофимыч? - спросил представитель главного инженера.
- Моя вина, - сказал Иван.
- Тогда подпишите.
Иван подписал. Комиссия удалилась, приказав готовить двигатель к монтажу. Двигатель готовить Иван не стал, а полез в кубрик за клюкой. Вылез, сказал не глядя:
- Я - к старикам. Вернусь поздно.
- Вот мы и опять одни, - сказала Еленка. - До самой ночи одни.
- Поскучать тебе придется, Еленка, - вздохнул Сергей. - Дела у меня, понимаешь…
- Может, отложишь?
- Нельзя. Земля под нами колышется.
Она молча смотрела, как он бреется, как надевает праздничный костюм, как старательно причесывается перед зеркалом, и в сердце ее возникла тревога. Подошла вдруг, обняла:
- Не уходи, Сережа.
- Не могу. - Он мягко высвободился. - Нельзя, Еленка. Надо, чтоб комар носа не подточил.
- Когда вернешься? - угасшим голосом спросила она.
- Вернусь?… - Он задержался на трапе. - Не хочу обманывать: поздно. Ночью приду, не жди.
Сергей ушел, прогрохотав над головой ботинками. Еленка села к столу и тихо заплакала.
Дом пять, с палисадничком… Вот он, такой же, как все на этой улице, только наличники попроще. Те же тюлевые занавески, те же фикусы да столетники.
Сергей очень не хотел входить в этот дом. Это было во сто крат хуже, чем пить со Степанычем водку.
- Шура дома? - с наигранной небрежностью спросил он у тощей, пронзительно любопытной хозяйки, без стука войдя в дом.
- До-ома, - неторопливо протянула она, в упор разглядывая его. - Вон в ту дверь…
Он постучал и, не ожидая ответа, приоткрыл дверь.
- Можно?
Шура сидела на широкой, как телега, деревянной кровати и ложкой хлебала кислое молоко из большой кастрюли. Увидев его, она словно окаменела. Он плотно прикрыл за собой дверь, блеснул зубами:
- Приятного аппетита!
- Ты зачем? - Она поискала, куда поставить кастрюлю, и поставила ее на пол у кровати. Ложка, звякнув, утонула в простокваше. - Ты чего тут?