Работающие с ПТСР второго типа психотерапевты обращают внимание на специфику нарушения и имеющие место трудности, которые заключаются в проявлении пациентами максимализма в отношениях с терапевтом. С одной стороны, они ему не доверяют, с другой, — хотят довериться и найти в психотерапевте «спасителя». Психотерапевт обычно их разочаровывает, т. к. не может выступать в этой роли, что оказывается несовместимым с максимализмом пациентов.
В отношениях с психотерапевтом имеет место чувство присутствия кого-то третьего. В возникающем в воображении треугольнике третьим невидимым человеком является агрессор, который совершил насилие. Этот третий требует неразглашения тайны, а его приказ в процессе психотерапии нарушается. На наличие такого треугольника указывает И. Листер (E. Lister) [33]: «Ужас в том, что пациент и терапевт собираются как будто в присутствии еще одного лица. Третьим образом является агрессор, который… требовал молчания, и запрет которого в настоящее время нарушается».
Во время психотерапии у пациентов обнаруживаются чувства покинутости и беспомощности, на фоне которых появляется идеализированное ожидание в отношении того, что терапевт «все может сделать и защитить». В то же время, они испытывают разочарование, поскольку терапевт не в состоянии предоставить ожидаемую от него помощь. Поэтому в работе с пациентами необходимо оговорить, что терапевт не может быть совершенным, соответствующим нереальным, идеализированным представлениям пациента. Следует быть готовым к возможным со стороны пациента реакциям неудовольствия, ярости, отчаяния, дерзости.
Хронические последствия психологических травм исследовались задолго до того, как в современных классификациях появился термин «посттравматическое стрессовое расстройство». Эти исследования начались в 1950 годы и проводились на бывших узниках концентрационных лагерей. Последствия, связанные с пережитыми ими событиями, такими, как экзекуции, пытки, насильственный труд и голодание, описывались учеными разных стран. Так, например, Беншейм (Bensheim) описывает в качестве хронических последствий этих переживаний страх и паранойю. П. Матуссек (P. Matussek) [34] констатирует имеющее место у бывших узников тотальное недоверие к окружающим. Ю. Венцлафф (U. Venzlaff) [48] подчеркивает длительность нарушений, связанную с хроническими личностными изменениями. Г. Клайн (G. Klein) [30], Р. Артур (R. Arthur) [4] описывают у таких лиц депрессию и тревогу, сочетающиеся с разнообразными соматическими симптомами.
Обращается внимание на развитие особого поведения, названного П. Ходофф (P. Chodoff) [8, 9] пассивным, фаталистическим личностным стилем. Последний включает в себя постоянно присутствующее чувство безнадежности с потерей интереса к тем активностям, которые раньше доставляли чувство радости. В. Нидерланд (W. Niederland) [38] обнаруживает наличие у этих лиц недоверия и враждебности.