– А разве это важно? – спросил венгр. – Это же символ… Свободный труд…
Айвен, слушая этот разговор, хмыкнул нетерпеливо и предложил всем проголосовать, чтобы выяснить, какой вариант герба соберет больше голосов.
Вацлав был против голосования.
– Лично мне нравится треугольное солнце! – сказал он.
– Почему? – удивился Айвен.
– Это же имеет исторические аналогии. Здесь есть что-то и от Древнего Египта, и от масонов…
– А кто это – масоны? – поинтересовался кто-то.
– Евреи, – коротко бросил Айвен.
Опять возникла пауза, и я заметил, как было неуютно венгру в этой напряженной, недружественной тишине. Он уже не смотрел на лица своих соратников – взгляд его был потуплен и только дыхание, порывистое и тяжелое, говорило о его нервозном состоянии.
– Я думаю, что Тиберию придется сделать еще пару вариантов! – произнес наконец Айвен.
Венгр кивнул.
– Вот и хорошо, а теперь перейдем к следующим вопросам. – Айвен расправил плечи и, допив кофе, сказал: – Завтра мы объявляем о нашей независимости. Текст декларации уже отпечатан, осталось только расклеить его по городу и передать по радио. А что у нас с гимном?
И Айвен уставился мне в глаза так, что я почувствовал себя прижатым к стенке.
– Есть, – кратко ответил я. – Я решил взять за основу припев одной русской песни…
– Какой?
– «Пусть всегда будет солнце».
Айвен пожевал губами, подумал, потом снова глянул на меня.
– А какая мелодия?! – спросил он.
– Та же, только чуть медленнее.
Айвен попробовал напеть этот припев в замедленном ритме – остальные внимательно слушали. На словах «пусть всегда буду Я», он непроизвольно, чуточку по-детски улыбнулся и улыбка эта осталась на его лице.
– Интересно! – произнес он. – Я бы никогда не подумал, что это может стать гимном, но припев действительно хорош!
– Да! – поддакнул Вацлав.
Остальные пока не решались высказать свое мнение.
– А ну-ка послушайте еще! – твердо предложил Айвен и снова запел.
Подошла Ирина, держа в руках поднос, заставленный чашечками с кофе. С интересом прислушалась.
– Нравится? – спросил у нее Айвен, закончив петь.
Ирина кивнула, улыбаясь немножко заискивающе.
Нет, в этот момент она не была собою, она была «балериной», очаровательной и почти бессловесной официанткой.
– Через пару дней ты уже будешь здесь хозяйкой, и вывеску новую повесим… – пообещал ободряющим голосом Айвен, и я заметил, как при этих словах изменилось выражение лица моей «балерины». Даже показалось, что ее полненькие, словно налитые соком губы стали тоньше, и взгляд как бы заострился, словно сквозь некую плотность реальности видела она сейчас, чуть сощурившись, свое уже близкое будущее. Интересно, называла ли она сейчас в мыслях это будущее «нашим», как иногда, когда мы бывали наедине?