Манолито Очкарик (Линдо) - страница 21

В ту ночь я опять спал без очков и на дедушкином диване. Я чувствовал себя великим первопроходцем, основателем новой тусовки, не хуже основателя новой страны вроде Соединенных Штатов (это самая большая страна, которая мне сейчас приходит в голову). Мало кто на свете может похвастаться, что за всю свою жизнь основал хоть одну новую тусовку, и я был одним из этих избранных. Может, когда-нибудь мне поставят памятник в парке с Висельным деревом, а на табличке под статуей напишут:

Прославленному Манолито Очкарику, основателю новой тусовки, который играя со своими друзьями на этих просторах, где сейчас ступает твоя нога.

Правда, никто в нашей новой тусовке не был особенно уверен, что так уж хочет в ней тусоваться, но, как говорит мой дедушка, «на всех не угодишь».

Если бы в школе я ходил на религию, а не на этику, то мне пришлось бы исповедоваться священнику в одном вроде как не очень смертном грехе, который я тут совершил на днях. Но я хожу на этику, так что про этот самый грех я расскажу только тебе, потому что ты мне понравился, а заодно еще доброй половине Испании, потому что она тоже мне понравилась. Ну и вообще, не буду же я приставать к людям на улице: «Извините, а вы, случайно, не священник? Вы мне не отпустите один вроде как не очень смертный грех?»

Меня бы за психа приняли, это как пить дать. Одни бы сказали: «Катись-ка ты колбаской», а другие перепугались бы насмерть и сами дали деру. А на этику меня мама записала, чтобы я хоть немножко научился себя вести, а то со мной стыд один. «Может, сынок, хоть чавкать будешь меньше за обедом».

А вот дедушка у меня так чавкает за едой, что только держись! Только его за это никто не ругает, потому что зубы у деда не свои, а из «Ашана». А насчет этики — это все дохлый номер, наша «сита» Асунсьон весь урок только и делает, что по сто тысяч раз повторяет, что если мы и дальше будем всю переменку носиться и орать как оглашенные, то в конце концов обязательно превратимся в самых настоящих уголовников. Только тут никакой новости нет. Это она нам и так все время талдычит, даже на математике. Она даже во сне мне является и опять про свое. Никакой жалости нету в человеке.

Так вот, насчет моего вроде как не очень смертного греха. Я тебе расскажу все, как было, от и до. Короче, приходит на днях дедушка забирать меня из школы. Пока что все шло, как обычно. Дед дрожащей рукой протянул мне бутерброд с зеленым сыром, а я ему говорю:

— Деда, я ж тебе сто раз говорил, от твоего зеленого сыра вонища, прямо как в у нас в школьной раздевалке!