Интересно, что я этого не знала. Хоть я и не собиралась оставить службу Оберону, а все-таки в животе у меня наметился холодок.
— Что же, господа, — заключил Оберон и оглянулся на начальника стражи. — Мне не стоит проверять ночные караулы?
Тот даже поперхнулся от рвения — разумеется, его величество может спокойненько почивать в своем шатре, караулы надежны, бессонны и сменяются каждые четыре часа.
— Благодарю за службу, — сказал Оберон. — Господа, все свободны, все могут идти «почивать»…
Я не удержалась и зевнула, прикрыв рот ладонью. Гарольд, увидев это, заразился и зевнул тоже. Оберон что-то шепнул ему на ухо; Гарольд удивленно на него глянул. Потом кивнул и побрел к выходу, не оглядываясь на меня.
— Гарольд, ты совсем заснул?
Я поторопилась за ним, но Оберон мягко перехватил меня за плечо:
— Лена… Останься.
Опустился полог шатра за последним из уходящих, начальником стражи. Мы с королем остались вдвоем; я вопросительно на него уставилась — снизу вверх.
Оберон протянул ладонь над моей головой:
— Оживи…
Р-раз!
Захотелось прыгать мячиком, бегать, кувыркаться, драться с кем-нибудь, совершать подвиги… И летать! Ах, как мне захотелось летать!
Я не удержалась и подпрыгнула. Еще и еще; а Оберон ни капельки не изменился. Как будто и не передал мне целую кучу собственных сил!
— Спасибо, — пробормотала я. — Э-э-э… ваше величество. Я теперь точно не засну!
— Собственно, спать тебе не придется, — немного виновато сказал Оберон. — Я собираюсь взять тебя с собой на разведку. Как ты на это смотришь?
Фиалк не стоял, привязанный, с другими лошадьми, не хрустел овсом; он явился из темноты, молочно-белый, свободный, по-лебединому изогнул шею, сверкнул крокодильими зубами. Карий глаз уставился на меня вопросительно.
— А где твой посох? — спросил Оберон.
Батюшки! Я пришла в такой восторг от его слов о разведке, что забыла свое оружие в шатре! Позор мне на голову!
Я ждала, что вот сейчас он скажет: ну, раз ты так обращаешься с посохом, я не возьму тебя с собой. Я была к этому совершенно готова — но Оберон только укоризненно покачал головой:
— Иди и поскорее принеси.
Я вернулась, запыхавшись, с посохом наперевес, с налитыми кровью ушами:
— Я больше никогда его не забуду, честное слово… ваше величество!
Вместо ответа Оберон взял меня под мышки и легко поднял, водрузил на седло. Я тут же поджала ноги, потому что Фиалк пожелал в этот момент расправить тонкие кожистые крылья. Когда Оберон вскочил в седло за моей спиной, крокодилоконь сложил крылышки, и я коленями почувствовала, какие они теплые — прямо горячие.