А заговор знатный выходил. Одних посланских[50] восемь человек влезли. Три страны замазаться не постеснялись, даже не побоялись шума лишнего. Ничо, время придет, припомним, кто пакости измышляет и по-тихому гадить намеревается…
Допросы, беседы, доклады, составление берес, опять допросы, снова бересы, получение начальственных люлей, еще бересы, короткий сон провалом в темень, и новые бересы…
А потом наступила тишина. Разом. Все, кто надо, оказались допрошены. Всё, что положено — написано. Дело сдано и, по сути, закончено. До суда еще не близко, но дальнейшее — сплошные уточнения. А работу в других городах и без него сделают. Не только в столице волхвы имеются. Можно ехать домой и выспаться. Тем более впереди выходные, а до конца служебного дня осталось всего ничего.
Садиться за руль старвол[51] не решился, слишком устал. Вызвал управский самобег с возницей по праву усталости[52] и расслабленно развалился на заднем сиденье, бездумно уставившись в окно. Тут зажужжал в трясучке разговорник, пытаясь вывалиться из неглубокого нагрудного кармана уставной кашули…
— Да, — откликнулся Лютый, пытаясь не вывернуть челюсть в отчаянном зевке.
— Исполать, волхв, — раздался в трубе довольный голос Скворца. — Ты там живой?
— Слегка, — ответил Буривой. — Но, если между нами, даже дышать не хочется. Заездили.
— Терпи, бача, курбаши станешь! — хохотнул в трубку Скворец, припомнив старую поговорку, времен Пуштунской Войны. — Воеводу не повесили?
— Молод еще, — отшутился Лютый. — Плечи узкие, погоны воеводские не удержатся.
Шутка согрела. За нохчское дело, да и в совокупности со старыми заслугами, вполне могли младшего дать[53]. А уж какая-то награда по-любому светила. Похоже, воевод-розмысл кое-что знал сверх положенного. Не в деталях, конечно, даже не в сути, но что-то знал. Например, что все службы на ушах стоят….
— Найдешь силы до меня добраться? Или совсем от усталости падаешь? А то у меня тут варенья банка закисает. С большой ложкой.
— Только ради варенья еду! — Лютый зевнул. Смачно, до хруста в челюсти. И бросил вознице:
— Поворачивай, Влотко. В Большую Гридницу.
Река Десна, лето 6447 от Сотворения мира, серпень
Подскочивший, словно по тревоге, на непонятный шум Серый влетел в шатер князя. И остолбенел, лишь невероятным усилием воли не дав челюсти стукнуть себя по груди. У вошедшего следом Вашко с самообладанием было похуже. Дружинник, не сдержавшись, выругался. Светлен оглядел ошарашенные рожи русинов и хмуро произнес:
— Ну? Что уставились? Хорош?
И добавил несколько фраз, явно почерпнутых из лексикона посольства. Во всяком случае, ни у вятичей, ни у полян слов таких раньше не встречалось. Оказывается, русским командным древлянин владел очень неплохо. Пока князь ругался, оба успели прийти в себя и сообразили, что произошло.