— Ну–ну, девушка, — благожелательно кивнул Калибан, — чего вы так, не волнуйтесь, разберемся…
Полковник взглянул на него с подозрением. Саша Смирнов в самом деле был незлым человеком, любящим красивых женщин. Не исключено, правда, что он обратился бы к Лиле с другими словами…
В сопровождении бронированных молодых людей Калибан прошел в кабинет Тортилы. Тело Коли Банова лежало в бывшем зубоврачебном кресле — синюшно–бледное лицо, наполовину прикрытые глаза, оскаленные зубы и круглые силиконовые нашлепки по всему телу, под каждой — маленький кровоподтек. Калибану было неприятно и стыдно, что посторонние люди видят его в таком состоянии.
Перед компьютером сидел молодой хлыщ, ковырялся в зубах и время от времени возил «мышкой». Поймав взгляд шефа, хлыщ без единого слова очистил помещение.
Плечистый полковник остановился над креслом, заглядывая лежащему в лицо.
— А ведь точно, — сказал будто сам себе. — «Оперативники», был такой сериал. Он там негодяя играл.
Полковник сказал «он», а не «ты», и это давало Калибану надежду на спасение.
Тортила бормотала что–то умиротворяющее и снимала датчики, Калибан видел это, но тела своего не ощущал.
Все обзорные мониторы — кабинет Калибана, комнатка для клиентов, приемная — темнели выключенными экранами. У двери стоял, расставив ноги, мужик в бронежилете.
— С возвращеньицем, Коленька, — крепкими, совсем не старушечьими пальцами Тортила взялась разминать его руки. — Я уж думала, честно говоря… ну да ладно, раскудахталась, старая паникерша, — она покосилась через плечо. — Неприятности у нас, Николай Антонович. Налетели тут, согнали в кучу, выдавайте, говорят, налоговую отчетность… Всю работу нарушили, сеанс затянули… Обыскали, — старушка всхлипнула. — Собаку приводили, искали, представляете, наркотики… Надо Юриспруду на них напустить. Она, как оклемается, встречный иск на них… Ведь правда?
— Ко…нечно, — выговорил Калибан. Собрался с силами и сел. Тортила искала его взгляда. — Мне бы в душ, — с тоской пробормотал Калибан.
— Времени нету, Коленька. Собственно… На вас вся надежда, да на Юриспруду, козу нашу. Давайте, возвращайтесь…
Говоря, Тортила открыла маленький термос с шиповниковым отваром и налила темную теплую жидкость в алюминиевую кружку — «эсесовку», ради сохранности пальцев обернутую белым пластырем. У Тортилы был целый шкаф прекрасной жаростойкой посуды — но термос с алюминиевым колпачком служил ей чем–то вроде талисмана.
Калибан коснулся кружки губами. Сладковатая жидкость наполнила пересохший рот, приятно засаднили трещинки на губах, тепло и влага побежали вниз, смачивая горло…