Я глубоко вздохнул, снова ощутил запах увядшей розы, снова вспомнил о каштанах, о днях, полных радости и стройного, естественного порядка. В моем мозгу вновь промелькнули события того счастливого года, и голоса начали стихать… Я шагнул… И еще раз… И еще… Они играли на моих слабостях, они чувствовали мою озабоченность, мои сомнения, мою усталость… Кем бы и чем бы они ни были, они хватались за все, что видели, все поворачивали против меня… Налево… Направо… А теперь, сказал я себе, пусть они почувствуют мою уверенность и скиснут. До этого места я дошел. И пойду дальше.
Налево…
Они продолжали виться вокруг меня, продолжали кричать о неизбежной моей неудаче, но без прежнего уже напора, почти неуверенно. Я прошел очередную часть дуги, увидел ее рост в красных глубинах Камня.
Я вспомнил свой побег из клиники «Гринвуд», и как я выманил у Флоры информацию, свою встречу с Рэндомом, нашу схватку с его преследователями, возвращение в Амбер… Я вспомнил бегство в Ребму, и как я прошел Образ, восстановив большую часть своей памяти… Вспомнил о вынужденной женитьбе Рэндома и о своей жизни в Амбере, как я сразился с Эриком и бежал к Блейзу… О последующих сражениях, о том, как меня ослепили, о заточении, прозрении и побеге, о своем уходе в Лоррейн, а потом — в Авалон…
На еще большей скорости мой мозг пробежался по верхам последующих событий… Ганелон и Лоррейн… чудовища из Черного Круга… Рука Бенедикта… Дара… Возвращение Бранда, покушение на него… Покушение на меня… Билл Рот… Больничные записи… Несчастный случай…
…И вдруг я понял, что уже годы, от пробуждения в «Гринвуде» вплоть до этого, настоящего момента, когда я отчаянно стараюсь выполнить очередной маневр с полной, безупречной точностью, все эти годы во мне нарастало предчувствие. Нарастало — вне зависимости от того, чем мотивировались мои действия в тот или иной конкретный момент — борьбой за престол, жаждой мести или чувством долга, и если я не знал об этом предчувствии, то лишь потому, что прятал его в какой-то далекий уголок подсознания. А теперь к нему, к давнему, присоединилась уверенность, что ожиданию приходит конец, и то неизвестное, которое я предчувствовал, к которому шел, готово воплотиться в явь.
Налево… Очень, очень медленно… Ничто иное не имеет значения. Я вложил в свои движения всю, какая была, волю. Моя сосредоточенность стала абсолютной. Я не видел, не слышал и не знал ничего, лежащего за границей Образа. Молнии, лица, ветер… они не имели значения, их не было. Только Камень, растущий Образ и я сам — но даже о себе я тогда забыл. Высшее, вероятно, в моей жизни приближение к идеалу Хуги, к слиянию с Абсолютом.