Теперь бы выйти
и условным свистом
Товарищей по-прежнему позвать.
Преследовать бы вновь контрабандистов,
В широкую морскую ночь стрелять.
Идти туда, где милый Ламме дремлет,
По Украине Когана искать,
Предчувствуя неведомые земли,
Стоять на палубе, глядеть и ждать.
Свистеть и щелкать над одесским летом,
Чтоб на тоскующий, тревожный зов
Все соловьи из ярмарочных клеток
Рвались на родину свою.
И вновь —
На плечи сумку и под ветер знойный,
Весь эскадрон уже давно в пути.
Но на постели тихо и спокойно,
И видит он — не встать и не пойти.
Он видит — рыбки плавают.
Пустая
Большая комната.
Тетрадь лежит.
Раскрыты окна. Кашель подступает.
А сердце все по-прежнему стучит.
Раскрыты окна тем же все стремленьям,
Все так же Коган падает в борьбе.
И он сидит, томимый вдохновеньем,
И море Черное зовет к себе.
Зовет товарищей.
И плещут воды,
Шумят порты одесские.
Идут
Механики, чекисты, рыбоводы,
Ветра Украины с собой ведут.
Они идут в запыленной одежде,
Все верные призванью своему.
Желать, желать,
Желать опять, как прежде,
И море Черное идет к нему.
И поднимается он в астме душной,
Чтобы среди товарищей опять
Рассказывать о радости минувшей
И к радости грядущей призывать.
Январь 1935 — июль 1937