– И что дальше?
– Да что дальше. Взял он своих людей с островов, вернулись в город.
– А этот… Капитан ваш?
– Он не наш. Он свой собственный. И не капитан в придачу, – обиделся Василич за сословие. – Как-то всё образовалось само собой. То ли они гонца как-то по морю аки посуху в Ямск послали, чтобы оттуда на плашке команду сняли. То ли ещё как-то. В общем, с того времени корабль этот стоит вечным памятником, а сам Трыщ в пожарке трудится.
– Вечным памятником, – хмыкнул Соловей, – до следующей зимы.
Наступал вечер. Шаркет двигался по муаровой ряби лагуны смешно, словно поросёнок, роющий носом воду. Команда спустилась в кубрик, на палубе остались только Соловей и Вадим. Вадим чувствовал, что уже очень скоро ему придётся расстаться с этим странным и чем-то привлекательным человеком. И расстаться, наверное, навсегда. Он заговорил о людях, которых видел на этом побережье, о тех, рассказы о ком ему довелось услышать в этом рейсе. Выходило странно: по впечатлению его, приезжего человека Вадима, все эти люди получались или злодеи, или мудаки.
– Ну это если со стороны смотреть – наверное, да, – пожал плечами Соловей. – А на самом деле – обыкновенные такие люди, ну, может, пошустрее других, – слово «пошустрее» не казалось в его устах снисходительным. – Те, которые не такие шустрые, остались в Городе, уехали на материк или забичевали насмерть. Ты ведь смотри – государство у нас в девяносто первом году отменили. А весь народ вырос на мысли, что он в этом государстве крохотный винтик и будет в государстве крутиться, а государство о нём – заботиться. И вот – государства больше нет, остались одни винтики. Кое-какие попадали, соржавели, кое-какие – остались в тех гнёздах, где торчали, и по сю пору там торчат – все городские чиновники, например. А есть винтики вроде Василича, которые крутятся сами по себе. И вот лет через пятьдесят-сто вокруг именно этих винтиков вырастет у нас новое государство. Вокруг них именно, а не вокруг того столичного ворья, которое, судя по всему, и полагает сегодня государством себя. Потому что сперва люди сами богатеют, а потом себе начальников назначают, а не наоборот. Если наоборот будет – у нас всё равно всё обвалится.
И было непонятно, что имеет в виду Соловей, говоря про пятьдесят-сто лет, – воссоздание или окончательный развал.
– Ямск, – наставительно произнёс Василич, уча уму-разуму студента, – единственный в своём роде вольный посёлок здесь, на берегу. Никакой власти здесь нету. Да и населения тоже, если по документам судить.
– То есть как так? – уже в который раз удивился Вадим. – Совсем-совсем нету?