И ни одной живой твари по пути…
Наконец перед ним замаячила такая же болотистая низина, как та, в которой ему удалось пересидеть натиск пала. Никакого зверья на ней уже не было. Иванов, уже совсем обессиленный, нашёл среди кочек относительно сухой пятачок и расположился там на ночлег.
Этой ночью небо освещалось заревом только с одной стороны – над сопками.
Утром Иванов пустился опять в дорогу, стараясь всё– таки не уходить далеко от Ясачной: в любом случае ему надо было перейти реку, для того чтобы оказаться на базе экспедиции. Но к Ясачной его продолжал не пускать огонь.
– Жуткое состояние наступило. Голова кружится, дыма я хватанул изрядно. Надо бы отдышаться, просто отоспаться хотя бы, а где? Те все мои ночёвки – они вполглаза все. Это был у нас такой рабочий, Сергеич, он как-то пришёл к Славке-лётчику, помочился в ванну – да и лёг туда спать. Так ему, даже несмотря на то что перед этим он две бутылки водки выдул, там неуютно показалось. Пришлось ему тогда все Славкины костюмы в эту ванну свалить, чтоб ночевать в тепле и сухости. А у меня – ни водки, ни гардероба Славкина, весь я этой болотной жижей пропитался, одежда высохнет – хрустит на ходу, грязь с неё кусками отлетает. И сажа ещё на всём оседает: она, пока её дождём не прибило, просто в воздухе висит. На себя я посмотреть не могу, на лицо то есть, но уж руки у меня точно чернее, чем у арапа Петра Великого. И всё вокруг буквально жаром пышет, как в духовке. Да и то слово – справа от меня горы горят, сплошь стлаником поросшие, слева надпойменная терраса тлеет. Но тлеет так, что понятно: будет она так тлеть до морковкина заговенья. И бреду я, бреду по этой чёрной пустыне, и деревья, как черти, ко мне чёрные руки тянут.
И так – километр за километром. Чёрная пыль под ногами, чёрная пыль в воздухе, чёрная пыль с веток деревьев. Жара, не оставляющая надежды на дождь. Тонкие струйки дыма то здесь, то там выбиваются из-под горелой щётки дёрна. Тлеющие обугленные руки кустов с пальцами-окурками, протянутыми к небу.
Этой ночью (уже четвёртой с начала пожара) Иванов снова ночевал у какого-то заболоченного озерца. Стало у него уже каким-то поведенческим стандартом – ближе к сумеркам отыскивать относительно влажное болотце и ночевать там.
Но пятое утро показало, что силы его совсем на исходе.
Не успел Виктор пройти километр по выбранному им маршруту, как понял, что у него кружится голова и он падает. В конце концов дым сделал своё дело – наступило отравление. Сел Иванов на какой-то обгорелый пень, посидел полчаса и принял решение прорываться к речке.