Пологие щебнистые увалы хребта Чаанай вообще-то идеальны для пеших маршрутов. Я сам хорошо знаю такие места и считаю их даже более удобными для передвижения, чем большинство сельских дорог в Европейской России. Под сапогами хрустит мелкая щебёнка, схваченная вязкой сетью мелких кустарничков и лишайника, пологий подъём сменяется таким же пологим спуском, в укромных лощинах журчат ручьи, заросшие по краям невысокими, по колено, ивами… особенно приятны такие увалы бывают в августе – когда поспевают ягоды арктоуса и голубики, мелкая листва стелющихся кусточков приобретает кроваво-лимонный цвет, а многочисленных кровососов сдувает леденящим арктическим ветерком.
Но все эти прелести жизни блёкли при воспоминании о потерянных запасах пищи и снаряжения.
Тем не менее он добросовестно описывал обнажения, помечал их на карте, маркировал образцы, а потом складывал их на приметных увалах, выгребая для них неглубокие ямки в грунте и умащивая, как яйца в гнездо, на подушки из ягеля и кустарничков – чтобы не перемешать с основным грунтом холмов. Сверху он также закрывал их ветками, а над захоронением выстраивал каменный тур – такой, чтобы его можно было легко найти по зиме, если притарахтеть сюда на тракторе.
Места для хранения Угарцев также выбирал с расчётом на то, что их будет обдувать ветром и снега на этих увалах будет немного.
Угарцев работал на Севере всего второй год, но, оказавшись с ним наедине, учился быстро…
Быстро он научился и эффективно пользоваться малокалиберной винтовкой. Самым многочисленным и удобным «в обращении» зверем был многочисленный здесь заяц-беляк. Зайца было удобно обдирать, он был компактен и мясист. Секрет заключался в том, что вспугнутого, обычно из-под самых ног, зверя надо было отпустить метров на пятьдесят. На таком расстоянии заяц неожиданно успокаивался, садился и начинал разглядывать Угарцева большими раскосыми глазами. Тогда Угарцев присаживался, прилаживал винтовку на положенный перед собой рюкзак и стрелял. Одного зайца хватало на два дня пути. Утром, днём и вечером Владимир кипятил воду, заваривая в ней ягоды шикши и голубики. Получался кисловатосладковатый отвар, который он пил с наслаждением.
И конечно, рюкзак за его спиной становился всё тяжелее и тяжелее…
Ибо, как и любому другому исследователю, была Угарцеву свойственна жадность. А жадность эта обязывала его тащить с собой хоть по одному камню от каждого заинтересовавшего его обнажения.
А заинтересовавших его обнажений, как вы догадываетесь, было ой как много…
Самым тяжким испытанием в его работе были абсолютно безветренные дни. Хотя количество этих дней на северном склоне хребта Чаанай и было исчезающе мало, но даже трёх-четырёх оказалось достаточно, чтобы превратить Володину жизнь в кошмар.