Заметно похолодало.
Угарцев понимал, что ему пора уходить на север, к охотничьей избушке в бухте Науде, и ждать катера. Как ни странно, ему удалось выполнить почти семьдесят процентов запланированной на лето работы, и он тащил к морю почти сорок килограммов камней.
Но до моря ему надо было ещё пройти около пятидесяти километров по изъеденной бесчисленными озёрами и протоками тундре.
Однако Север уже достаточно обучил Владимира, и он знал, что прямые пути здесь не являются самыми короткими. Поэтому он проложил свой маршрут тремя двадцатикилометровыми галсами таким образом, чтобы нигде не пришлось пересекать глубокой протоки или ручья и чтобы каждая ночёвка приходилась на возвышающийся посреди тундры мерзлотный бугор – булгуннях.
Здесь, правда, его ждала приятная неожиданность: на вершине почти каждого булгунняха Владимир находил следы стоянок оленеводов, и на каждой из них – малую толику дров и несколько полезных вещей, с которыми он просто не знал, что делать. За полтора месяца существования на Чаанае он привык к тому, что: а) каждый из имеющихся у него предметов использовался столь многообразно, насколько хватало фантазии его обладателя; б) их ему хватало практически на все запланированные дела.
Естественно, больше чем зеницу ока он берёг болотные сапоги, и, к чести их производителя (ленинградской фабрики «Луч»), они дожили на его ногах до конца сезона.
К неприятным же неожиданностям следовало отнести то, что живности в начале сентября в низинной тундре было значительно меньше, чем в предгорьях. Подавляющее большинство птиц уже улетело, а заячьи места остались далеко в стороне от проложенного Угарцевым маршрута. Выручило то, что он сберегал до последнего два последних куска запечённой оленины. Оба отдавали подозрительным запашком, но Угарцев решил, что от тухлятины в условиях Севера никто не умирал…
Специфика ходьбы по обширной тундровой равнине после странствий по увалам Чаанайских холмов оказалась в диковинку для Владимира. Он ощущал себя, как на качающейся палубе корабля, и, останавливаясь на отдых, чувствовал, как кружилась голова – то ли от недоедания (всё-таки полтора месяца мясной диеты нельзя назвать полноценным рационом человека, привыкшего к хлебу), то ли от попыток борьбы с уходящим из-под ног неверным субстратом.
Оказавшись на галечнике морского берега, Угарцев испытал подлинное потрясение.
Он попал в настоящее дровяное эльдорадо! Берег моря был усыпан бесчисленными стволами деревьев, высушенными до костяного состояния, и это было до того не похоже на тонкие былинки, которые приходилось жечь на Чаанае, что у Владимира едва слёзы на глаза не навернулись.