Окна танцевальной студии были не просто темны, но и завешены шторами. Этого следовало ожидать. Все-таки воскресенье. Все вокруг закрыто, все отдыхают, и танцоры тоже. Имеют право.
— Извините меня, пожалуйста, — произнес женский голос за его спиной. Звонкий, теплый, глубокий, отлично поставленный голос. Слушать его было приятно, как пить на морозе горячий вишневый пунш. И наверное, так же легко захмелеть, переусердствовав.
Обернулся. И увидел женщину столь ослепительную, что застыл перед ней, открыв рот. Даже не спросил, за что она просит прощения. Какая разница.
Потрясшей его красавице было никак не меньше шестидесяти. («Семьдесят восемь, — однажды признается Фрида и после небольшой паузы с нескрываемой гордостью добавит: — Уже пятый год кряду семьдесят восемь; мне-то все равно, но люди почему-то шарахаются от больших чисел». Однако этот разговор состоится еще не скоро, сперва им придется подружиться, а дружба — дело далеко не одного дня.)
У нее были совершенно белоснежные волосы, золотое от загара лицо, высокие скулы, породистый тонкий нос, аккуратный, но резко очерченный подбородок и огромные глаза невозможного фиалкового цвета. В левом углу длинного чувственного рта притаилась улыбка, правый же трагически изогнулся вниз — поди разбери, что получается в сумме.
— Внешность обманчива, — усмехнулась она в ответ на его немое восхищение. — Всю мою жизнь люди думали, будто я создана для любви. А это не так. Я — только для танцев.
Зачем-то повторил за ней вслух:
— Для танцев.
И наконец очнулся. Спросил:
— А почему вы извинились?
— Ну как же, — она удивленно приподняла тонкую бровь. — За опоздание. Должна была явиться в полдень, а уже четверть первого. Вы же записываться пришли? В танцевальную студию? Долго ждете?
Покачал головой.
— Нет, что вы. Не записываться. Просто мимо шел… То есть, положа руку на сердце, не совсем просто. Уже несколько раз проходил мимо ваших окон по вечерам, смотрел, как танцуют. И подумал: а вдруг сегодня тоже. Не сообразил, что еще слишком рано. И вообще воскресенье.
— Ясно, — кивнула она. Но вместо того, чтобы отвернуться и уйти, протянула ему руку в лиловой бархатной митенке. Сказала: — Меня зовут Фрида. И мне почему-то кажется, что вы с удовольствием выпьете со мной чаю. А я редко ошибаюсь в людях.
Рука оказалась маленькой, но очень сильной. И такой горячей, словно только что держала кружку с чаем, который ей еще только предстояло заварить.
Ужасно смутился. Но обрадовался гораздо сильнее.
— Вы совершенно правы. Выпью с удовольствием, сколько нальете. И чего доброго, добавки попрошу.