Много она знала казачьих песен и любила их, а про русские говорила: "Что это за песни! Ах ты береза, ты моя береза, все были пьяны, ты одна твереза".
Редко у кого я видела такое поэтическое восприятие жизни, как у этой совсем малограмотной женщины.
И уж никто не умел так устроить праздник для детей, как она.
В день рождения сторожит у двери, ждет, когда проснешься, - чтобы сразу подарить, чтобы праздник начинался, как только откроешь глаза: войдет с подносом, а на нем непременно разные подарки: какие-нибудь бусы, шелковый платок, кусок кисеи, ваза с медом и сверх всего - ветка цветущей липы.
Лошадей, кроме старой Вороны, она не держала. Но иногда нанимала кисловодского извозчика Илью Климова на пароконной коляске и, насыпав ее ребятами, возила нас катать, и непременно "через воду": переезжала мели, речки - и мы наслаждались тем, как плещется под колесами вода, как видны сквозь нее мокрые камешки.
Когда мы, дети, ссорились и дрались - всего бывало, - она заставляла нас мириться до того, как пойдем спать, чтобы зла не оставлять на следующий день.
Пошлет за чем-нибудь - принеси. "Бусенька, а где это?" - "Найди, а я укажу" - ни за что не скажет где.
Иногда вдруг начинала сама стряпать - непременно станичные кушанья: пирог с калиной, который мама называла "пирог с дровами" из-за косточек, пресные пышки с чернушкой - душистое такое семя. Напечет перед самым обедом и накормит нас. Пышки жирные, вкуснее ничего, кажется, не ела. А нам не позволяли бегать с кусками. Мама скажет: "Зачем, Вы, мамаша, детей не вовремя кормите?" - "Оставь, Варенька, дети должны есть, когда им хочется".
А когда нас на лето привозили из Москвы к ней - уже подъезжая к Минеральным Водам, мы видели, как навстречу поезду бежит по платформе бусенька. И протягивает корзину с земляникой прямо в окно.
А характер был твердый. Когда отец был мальчиком, ему как-то понравился сваренный ею борщ, и он заявил: "Я сто тарелок съем!" Съел одну - она ему другую, съел другую - она третью; на пятой он заревел. "Что же ты хвастался?"
Семья была патриархальная, религиозная и монархическая, а все-таки помню бабушкин рассказ о том, как приезжал на Кавказ Николай I. Встречали его торжественно, как полагается. Собрали и хор казачек, и, когда он взял за подбородок одну: "Какая хорошенькая", та хлопнула его по руке: не лезь куда не надо. И видно было, что бабушка это вполне одобряла.
Рассказывала нам бабушка Анна Илларионовна, как, приехав в Петербург, привыкала к новой жизни: как накупила себе семнадцать пар ботинок, которые все почему-то рвались на мизинце, и как потом плакала над этой грудой; как сшила платье с кринолином и поехала в оперу, в ложу, - и никак с этим кринолином не могла справиться: то с одной стороны поднимется, то с другой, - никак не сесть.