– Чего ж мне радоваться, – ответствовал Монах, – когда сперва дыхалку забивают, затем клацают «браслетами», а после всего предлагают закурить, пересказывают мою биографию и вообще заводят разговор по душам. Я-то понимаю, зачем меня сюда в «цацках» привезли, а не по повестке выдернули: чтобы лишнего страху нагнать. Так вот, не получится. Пуганый уже. Короче, гражданин начальник, или толкуй, чего тебе понадобилось, или отправляй на хату. Между прочим, я еще ни разу в Лефортово не был, говорят, там у вас неплохо кормят, да и условия получше, чем в других местах.
Дебют беседы остался за Фоминым. Но это был всего лишь дебют…
– Только не надо изображать из себя идиота, – нисколько не раздражаясь, произнес полковник. – Как будто я не знаю, что для вас и в Бутырке, и в Матросской Тишине, и даже у нас в Лефортово создадут все необходимые условия, не хуже, чем на воле. Потом, никто не собирается вас сажать независимо от результатов нашего разговора. Сразу после беседы вас доставят туда, куда вы сами пожелаете.
Фомин сидел, насупившись. Тонкие его губы были сжаты плотно, словно кирпичи в стене. Хотя Шароев и выглядел внешне доброжелательно, от него в любой момент можно было ожидать даже куда большей подставы, чем от рядового оперативника МУРа. Этот комитетчик, с его плавными движениями, мягкими жестами, вкрадчивым голосом, приковывал к себе внимание как удав.
– Давайте все-таки сменим тон, – вполне доброжелательно предложил Шароев. – Поверьте, зла вам тут никто не желает. Вы не в милиции, а мы не живодеры из райотдела.
– «Не надейтесь на князи, на сыне человеческие, – процитировал Монах. – И почести их, и гнев их – проходят». А в этом доме у меня друзей нету и никогда не было.
– Но и врагов тоже не наблюдается, – парировал полковник. – Во всяком случае, пока.
– Товарищ мой где? – резко перебил урка.
– Ранее неоднократно судимый гражданин Роман Малаховский по кличке Бур находится в соседнем кабинете, – любезно сообщил чекист. – Вопросов к нему нет, претензий тоже; мы Малаховского задержали лишь для того, чтобы он не вздумал открыть пальбу, защищая своего пахана. Кажется, так вас величают в преступной среде?
– Допустим, что я купился на вашу туфту, – резко бросил авторитет, не обратив внимания на последнюю фразу. – Что дальше?
– Понимаете, Валерий Николаевич, – на лицо полковника легла тень глубокой озабоченности, – мне любопытно было бы знать, как жить дальше думаете.
– Жизнь – лафа, пока есть фраера, – ответил Монах старой лагерной поговоркой. – Начальник, ты что – душеспасительные беседы надумал со мной тут проводить? Типа лагерного офицера-воспитателя?