Записки русской гейши (Широкова) - страница 51

— Что ты обо мне думаешь?

Неожиданный вопрос и не похоже, чтобы он флиртовал. Чёрт дёрнул меня сказать правду:

— Я думаю, что ты вульгарный и глупый.

— Если я глупый, то почему же я смог заработать столько денег?

— А у тебя много денег?

Он продемонстрировал мне свою барзетку от “Луи Витан” и золотой с бриллиантами ”Ролекс”. Я рассмеялась. В этот момент Ишиваки позвал меня со стола, чтобы посадить к другому гостю.

С тех пор Шурик приходил в клуб каждый день, но мы больше ни разу не разговаривали…

5.

Я вспоминаю про приглашённых гостей, выскакиваю из-за стола и, глядя на часы — без пяти девять, подбегаю к Ишиваки.

— Приглашённые гости, — говорю я.

— Кто? — спрашивает он.

— Сатоши Сато и Тзуруми-сан.

Или Эрик Робертс и Заяц, как их прозвали в клубе за внешнее сходство одного с голливудской звездой, а другого соответственно с длинноухим животным. Тот, который похож на брата моей знаменитой тёзки — мой любовник, а тот, который похож на зайца — чокнутый старикан, один из моих самых давних гостей, правда иногда вместо меня он заказывает Маринку.

Это те гости, которые предположительно должны сегодня прийти в клуб, и если они придут, то за их риквест я получу не тысячу, а две тысячи йен, но необходимо заранее предупредить об этом главного стафа до девяти часов и ожидать можно только двух гостей. По закону подлости, чаще всего приходят ни те гости, на посещение которых возлагались надежды, поэтому многие девчонки из суеверия — чтобы не сглазить, никогда не ставят на приглашённых гостей.

Улыбнувшись Ишиваки, я захожу в туалет, чтобы поправить макияж, но сразу же понимаю, что сделать это мне не удастся — над раковиной перекрывая доступ к зеркалу, рыдает Джени (почти все девчонки в клубе меняют свои русские имена на иностранный манер — Юлька становится Джулией, Наташка — Натали, Женька — Джени). Две приятельницы стараются её успокоить.

— Они все говорят, что любят и никто, никто не любит! — кричит Джени.

— Но ведь мы тоже так делаем, — говорю я.

Джени продолжает рыдать, не обращая на мои слова внимания, а её подруги оборачиваются и смотрят на меня с раздражением.

— Не обобщай, — отвечает одна из них высокомерно. Я пожимаю плечами и захожу в кабинку туалета.

Итак, сиденье унитаза уже обоссано! Вздохнув, я задираю юбку, снимаю колготки и трусы, и согнувшись над унитазом в полусидящем, полустоящем положении, пытаюсь пописать… Но что-то не писается — необходимо сесть, но об этом не может быть и речи! В туалет забежали ещё две девицы, которые тут же стали проявлять сочувствие к Джени и выяснять, что у неё случилось. Кто-то дёргает дверцу кабинки. Я надеваю трусы и колготки, опускаю юбку, потом отматываю несколько метров от рулона туалетной бумаги и, брезгливо морщась, протираю сиденье унитаза. Отмотав ещё несколько метров, кладу их на уже сухое сиденье, снова снимаю колготки и трусы, и вздохнув, сажусь.