– Чего еще? – буркнул в ответ хриплый, мужской.
– Вы приходите по вызову в квартиру… Какой вызов, Нелли?
– Сломался смеситель в ванной, – обнаружился еще один женский голосок. – Не могут помыться.
– Вот именно. И что вы сообщили жильцам? Они мне звонили, чрезвычайно озадаченные. Не помните, Непряхин?..Вы их спросили, вы что, евреи, чтоб по пять раз на дню мыться? Так было, спрашиваю?.. Это в квартире израильского консула!
Она сделала паузу, с трудом удерживаясь от смеха. Второй женский голос заискивающе подхихикнул. Мужчина укоризненно вздохнул:
– Так если бесконечно включать-выключать, что угодно сломается. Это ж механизм.
– А кто послал консула на рынок за переходником в три четверти дюйма?
– Так кто ж знал, что сам поедет. Нешто холуев нет?
– Немедленно ступайте туда! – голос управляющей погрознел. – И если к концу дня неполадки не будут исправлены и жильцы не подтвердят, что у них нет претензий, положите на стол заявление…
Стоп! Вам бахилы выданы?
– Это которые?..
– У входа надеть и чтоб больше кирзачами по паркету не свинячить. Марш!
Из кабинета вывалился распаренный Непряев. Дородное его тело выпирало из узковатого оранжевого комбинезона.
– От стерва глазастая! – с уважением сообщил он Гулевскому, захлопывая дверь.
Гулевский успел втиснуть ступню, пошевелил ею. Через расширившуюся щель разглядел со спины изящную фигурку в белом жакете с красными отворотами и облегающей юбке.
– Теперь с вами, Нелли, – женщина в жакете обратилась к притулившейся сбоку от стола девушке. Голос ее посуровел. – Вам сообщили о том, как этот охламон обхамил жильцов?
– Так если б знала, что консула.
– Вы – диспетчер! – на этот раз управляющая возмутилась неподдельно. – И должны быть моей опорой. А вместо этого уже в который раз покрываете разгильдяев. В прошлый раз пожалели пьяного электрика, из-за чего едва не проглядели пожар. Не знала она, видишь ли! Да в этом доме вообще нормальных людей нет. Вип на випе! И мы им обязаны предоставлять вип-обслуживание. За это нам с вами хорошие деньги платят! Если не умеете спрашивать с обслуживающего персонала, то вам следует найти себе другую работу.
– Но, Беата Станисловна! – взмолилась девушка. – Мне никак нельзя увольняться.
Гулевский, сердце которого давно уж предвкушающе колотилось, услышав имя-отчество, привалился к косяку. Ему не почудилось. Это в самом деле Беата.
В двадцать пять лет, поздним июньским вечером, следователь Илья Гулевский завернул за угол прокуратуры и, будто самолет в птичью стаю, буквально воткнулся в группку школьниц-выпускниц.
– Вот ведь толоконный лоб! – тонкая как хворостинка и легкая как обечайка девчушка в белом кружевном платьице сердито отерла свой лоб. И – первая засмеялась.