Его печаль тронула Федю.
— Ничего, как-нибудь поладите, только Пестов должен сам этот спор честно поломать. А если не поломает… — Федя дунул и провел в воздухе рукой, будто смахнул что-то ничтожное. — И никто за ним бегать не будет, и ты, Вадик, к нему не лезь, не унижайся. Ну, чего ты скучаешь? Лучше покажи мне твой зоокабинет.
А Паня спешил вверх по улице Горняков, не замечая ветра и дождя, борясь с теми мыслями, которые возникали в его сознании одна неприятнее другой… Как все смешно, как все дико! Значит, по-Федькиному выходит, что это он, Паня, во всем виноват, из его хвастовства, заносчивости все выросло, его собственной рукой затянут узел, в котором очутился Вадик? Даже удивительно, как Федька мог додуматься до такой чепухи!.. Паня находил новые и новые возражения на слова Феди, и все эти попытки оправдаться перед самим собой никуда не годились, потому что не могли опровергнуть фактов и не решали главного вопроса: что делать, как поступить, как покончить с этой историей?
«Из-за тебя у нас в звене такой позор получился!» — слышал он слова Феди, ускорял шаг, чтобы оторваться от них, да все напрасно…
Старательно похозяйничал ночью ветер.
Как ни трудно было ему, но он все же разбил, разметал тяжелые тучи, которые несколько дней подряд теснились над Железногорском. К утру на небе остались лишь разрозненные клочья серого тумана, торопливо бежавшие с запада на восток, а в просветы между ними был виден верхний слой почти неподвижных белых облаков, тронутых ранними лучами солнца.
По улице Мотористов шли горняки, металлурги, машиностроители, железнодорожники… Они оживленно переговаривались, радуясь тому, что погода разгуливается. Внешне Федя и Паня, одетые в ватники и сапоги, ничем не выделялись среди участников стройки, но шли они молча. Только общий пропуск на строительство соединял их в эту минуту.
«И пускай лучше молчит, — думал Паня о своем спутнике. — А если заговорит о споре, я просто уйду».
С пригорка открылась картина второго строительного участка.
Возле реки Потеряйки, там, где еще недавно желтели береговые пески, разветвился стальными колеями новый железнодорожный разъезд. На рельсах стояли составы, груженные балластом; паровозы нетерпеливыми гудками требовали пропуска в ворота, за высокий забор. За этим забором и находилось самое интересное: разрезав небольшой залив, в речную долину устремилась новая железнодорожная насыпь, прямая, как туго натянутый шнур.
«Быстро идут, — про себя отметил Паня. — Далеко продвинулись. Эх, побывать бы там!..»
Все кипело на высокой насыпи. Черные и приземистые погрузочные машины черпали балласт совками, брезентовые ленты транспортеров уносили его все дальше к переднему краю насыпи. В одном месте рабочие налегали на ломы, выпрямляя путь, в другом подбивали балласт под шпалы, и слышно было туканье пневматических трамбовок.