Работали они молча.
Странная штука — дружба! Сломали ее когда-то мальчики горячо, бездумно, а как медленно и трудно она восстанавливается. Вот уж и помирились Пестов и Фелистеев, нашли общее дело, в котором не могут обойтись друг без друга, проводят иного времени вместе, а все-таки между ними остался холодок. Федя считает, что виноват в этом прежде всего Гена: «Гордый он, все не может забыть, как ты верх взял». Неужели так и есть, неужели можно так упорно думать об одном и том же? И сейчас задумался Гена, низко опустились длинные ресницы.
— Ну, чего молчишь? — сказал Паня. — Расскажи хоть что по истории.
— Хоть что по истории? — насмешливо переспросил Гена. — Хочешь, расскажу историю, как сегодня один волевик «Песнь о вещем Олеге» перепутал, не смог сказать, что такое тризна? Ты не радуйся, что Анна Федоровна тебе четверку поставила. Я на ее месте влепил бы тебе двойку, и будь здоров.
— Чего ты за меня взялся, Фелистеев? — сделал страдальческое лицо Паня, уже раскаиваясь, что вызвал разговор. — Мало меня Федька ругал, да? Вам всем хорошо, у вас память как надо, а у меня памяти на стихи совсем нет.
— Ты не выдумывай! При чем тут память? Сколько ты песен помнишь? Целый день петь можешь, и всё разные. А стихи путаешь.
— Сравнил! Песня поется — пой, и всё тут. Если к стихам голос подберу, так сразу запомню, а к «Вещему Олегу» хорошего голоса не нашлось…
Казалось, что Николай Павлович подслушал их разговор.
— Наш староста забыл о своей дополнительной нагрузке, — сказал он, размешивая клей.
— Я сейчас, Николай Павлович! — обрадовался Паня.
Эту нагрузку он получил, когда Николай Павлович услышал, как Паня, дурачась, смешил кружковцев шуточной песенкой. «Да ведь ты умеешь петь!» — сказал Николай Павлович. Так Паня стал запевалой в кружке. Петь он не стеснялся. Не раз мать, тоже большая песенница, говорила ему: «Если петь хочется, значит душа летать просится. Надо ей, голубке, волю дать».
— Пань, спой «Полянку»? — потребовали ребята. — Залейся, Панёк!
Только-только он набрал воздуха, чтобы ударить с переборами и перехватами милую песню:
Ты, полянка моя,
Средьтаёжная,
Зацвела ты вся.
Разукрасилась…
как дверь шумно распахнулась и вкатился Вадик.
— Николай Павлович, я за Панькой! — выпалил он, не обратив внимания на шиканье кружковцев. — Николай Павлович, сегодня рыбалка! Рыбалка с ночевой… Пань, собирайся! Григорий Васильевич уже к нам пришел с твоим ватником, и скоро машину подадут. Что ты сидишь как неживой!
— Кому нужно на рыбалку, мальчики? — сказал Николай Павлович. — Пестов, сегодня мы постараемся обойтись без тебя. Счастливого пути!