— Малахит искал… — грустно улыбнулся Паня.
— Ой, глупый, да разве на старых огородах малахит водится? — засмеялась бабушка. — Орешковую руду там копали, серы в ней ни-ни, без обжига в доменку шла… Малахит на старых медных отвалах поищи. На счастье, гляди, и найдешь.
— На отвалах даже кусочков мало, старатели всё забрали, а мне порядочную глыбку нужно… Понимаешь, бабуся, Гранильная фабрика камень на фанерки распилит, доску малахитом выклеит и золотом напишет, кто на Горе Железной по-геройски работает. Доску почета во Дворце культуры навсегда повесят…
— Смотри, дело какое! — с уважением произнесла бабушка. — А где камень взять, коли так?
— Если бы я знал!
— Ты погоди, погоди… — что-то припомнила старушка, просветлела, стукнула палочкой об пол и уже совсем уверенно пообещала: — ты погоди, может и узнаешь, козел. Прямо слово говорю — узнаешь!
Заторопилась и ушла…
Как обрадовался Паня этому обещанию! Чего бы он не дал, чтобы тут же обо всем расспросить бабушку Улю, но что поделаешь, если нужно соблюдать постельный режим…
Старушка идет по горняцкому поселку, прижимая к груди светец, завернутый в бумагу. Она занята своими мыслями, но в то же время все видит, для всех находит привечанье к случаю.
Жена горняка стирает во дворе белье, погрузив сильные руки по локоть в пышную пену.
— Беленько стирать, целенько носить! — мимоходом желает бабушка Уля обиходнице, как в горняцком поселке называют хороших хозяек.
— Спасибо на слове, на доброй воле! — откликается обиходница.
В садике у почты молодая женщина показывает подруге своего первенца, и сладко потягивается младенец, вскинув над головой розовые кулачки.
— Тянись до неба, а и выше неба не грех! — присказывает бабушка.
И благодарно отвечает мать:
— Ой, было бы так, родненькая!
Доярки общественной фермы, гремя ведрами, бегут на выгон за полуденным удоем.
— Море под коровок! — желает им бабушка Уля. — Во подойники белы снега, на щечках маков цвет.
Это значит: пусть морями-океанами льется в подойники густое молоко, неся здоровый румянец детворе Горы Железной.
Доярки кричат:
— Бабуся, пойдем с нами, молочную пенсию выдадим!
Бабушка Уля не отвечает на их шутку.
— Для почета, гляди, камень малахит нужен. Ну как же, дело-то какое доброе! — бормочет она и спешит к своему домику, постукивая по асфальту можжевеловой палочкой.
Все же Полукрюков решил продолжить дело, невольно прерванное из-за Пани, — побывать сегодня в карьере возле пестовской машины, посмотреть на работу знатного стахановца. Попрощавшись с Натальей, он пошел той же дорогой, которую только что проделал одним духом, неся Паню за плечами. И удивительное дело: сейчас, налегке, да к тому же спускаясь под гору, он шел медленно, даже как будто с трудом, и часто оглядывался, хотя дом Пестовых уже скрылся за взгорьем. И чувствовал Степан, что случилось что-то очень важное, сразу изменившее его планы и намерения. Еще два часа назад ему казалось, что самое главное для демобилизованного старшего сержанта Степана Полукрюкова — это поступить на вечернее отделение горно-металлургического техникума, поскорее привыкнуть к своему экскаватору № 14, поучиться у лучших экскаваторщиков Горы Железной, присмотреть на касатке хорошее место для своего дома. Но теперь эти заботы как-то сразу отодвинулись, потускнели, потому что в его ушах звенел, пел голос девушки: «Спасибо вам за все!» И светились перед ним глаза, синие, как небесный камень… нет, гораздо синее…