На эту фабрику привозили каменные глыбы, и нужно было разрезать их, используя гигантские машины, некоторые больше моего дома в Наве. Там стоял ужасающий грохот и повсюду текла вода. Все носили сапоги (обязательно) и пластиковые фартуки, а кто-то даже закрывал уши наушниками, но со всей этой водой на земле и каменной пылью в воздухе находиться в добром здравии и не болеть, как всем бы хотелось, было очень сложно. Не только сохранить здоровье, но и остаться живым здесь было непросто. Или целым.
Время от времени случалось, что какой-нибудь рабочий, поставленный управлять машинами, этими огромными машинами, которые дробили камни, как глину, которые нарезали их, как масло, по невнимательности совал в них руку или ногу. Мы много работали, иногда по четырнадцать часов в день, а когда ты так устаешь, рассеянность неизбежна.
Однажды ко мне подошел афганский паренек, ненамного старше меня, и спросил:
— Как тебя зовут?
— Энайатолла.
— В футбол играть умеешь, Энайатолла?
Я подумал, что, наверное, умею, хотя лучше я, конечно, играю в бузуль-бази, да и вообще ни во что толком не играл с тех пор, как покинул Наву. И я ответил:
— Да, умею.
— Правда? Тогда приходи завтра вечером в пять к проходной фабрики. Будет турнир. Нам нужны новые игроки.
— Турнир?
— Ну да. Между фабриками. Турнир по футболу. Придешь?
— Конечно!
— Отлично.
Дело в том, что следующим днем была пятница. Уточняю это, потому что там, на фабрике по обработке камня, вся жизнь состояла из сна, еды и работы и единственным временем отдыха был вечер пятницы: кто-то стирал свою одежду, кто-то шел в гости к друзьям. С того самого дня я играл в футбольной команде, состоявшей, как вы можете себе представить, из одних афганцев, рабочих трех или четырех ближайших фабрик. Всего афганцев, обрабатывавших камень, было больше двух тысяч.
Участвуя в тех матчах, я очень старался. Даже если иногда чувствовал себя немного усталым, потому что мой рабочий день заканчивался в десять вечера.
Я уже работал на фабрике несколько месяцев, когда однажды вечером, поднимая тяжеленный камень, потерял равновесие, и камень длиной больше двух метров упал, и в тот миг, когда этот огромный камень с грохотом, слышным даже в конторе, разбивался вдребезги об землю, его кусок раздробил мою ногу.
Он располосовал мне штаны, разрезал сапоги, ободрал голень и разорвал подъем ноги, оставив глубокий разрез, в котором виднелась кость. Я закричал. Я сидел, сжав руками ногу. Один из управляющих прибежал посмотреть, что случилось. Он заорал, что это очень ценный камень, что мы должны были отгрузить его и что кто-то за него заплатит головой, за этот разбитый камень. А я тем временем истекал кровью.