Места совершенно нежилые. Какие-то ангары, склады, заборы. Непарадная часть Кронштадта. Не был тут ни разу. Да и не пустили бы, наверное. Вон тут как все перегорожено.
Агрегат встает окончательно. Включается свет в салоне.
– Должны тут встречать, договаривались, – поворачивается к нам водитель.
– Может, выйти посмотреть? – спрашивает Николаич.
– Не стоит. Местность незнакомая, – останавливает его эмчеэсовец, что постарше.
– Ну кому как.
– А мертвяков по уму тут быть не должно.
– Это почему?
– Да тут и людей-то один на километр. Холодно. Вода рядом.
– Протабанишь – и одного за глаза хватит.
– Это да, что да, то да.
– Мужики, а ведь в Галерной гавани у вас тоже хрен подберешься. Чего «Кроншпиц»-то эвакуировали?
– Дык говорили же, безоружному и одного мертвяка хватит. Мы же спасатели. Вроде как и в погонах, а оружия нетути. Почему мяса в супе нету? Не положено. Вот и у нас так же. А мертвяки пошли – там же Ленэкспо. Сейчас, как на грех, выставка была, народу приперлось…
– А пользоваться-то умеете?
– Обижаешь. Но вот жена с дитем, когда из дома к нам подалась, набрала всяких тряпочек нужных, а мой «бок» так в сейфе и остался. И мне туда никак, на Полюстровский. Хорошо, хоть жена с дочей живыми добрались.
– Так, говорите, у нас на связи пока будете? – уточняет майор с карабином.
– Ну начальство так распорядилось, пока у вас свой флот не образуется. Пока-то у вас в крепости, кроме надувных резиновых, никакого водного транспорта нет.
– Как же нет? Есть в Ботном доме ботик Петра Первого. И весла и мачта.
– А к слову, он в крепости настоящий или в Военно-морском музее?
– В Военморе настоящий, у нас – реплика. Зато руками потрогать можно.
– А что, вам действительно кошечек с деревьев снимать приходится? – невинно спрашивает майор с СВТ.
– Вот сказал бы я…
– А вы как Лев Толстой – улыбаясь, – говорит Валентина. – Он, когда в Севастополе батареей командовал, пенял солдатам за ругань матную и говорил, что ругань таковая бессмысленна и речь портит. И предлагал подчиненным вставлять такие же бессмысленные слова взамен – вроде «Едондер пуп!» или «Эх ты, елфиндер!». Так в севастопольском гарнизоне до революции ходили легенды о том, каким страшным матерщинником был великий русский писатель: дескать, еще молоденьким поручиком был, а как загнет – так и не повторишь!
Все посмеиваются, хотя я точно знаю такой факт в биографии Льва Николаевича…
– Такой едондер пуп получается, что да – освинела публика до безграничности. Вызывали последнее время и на кошечек. Мы уже думали американский вариант отработать – Игорек, когда в США был, закорешился с пожарными. А пожарных задолбала бабка одна: ее котяра любил на дереве сидеть, и старая ведьма все пожарных вызывала. Они к ней каждый день ездили. Ну как это в Америке – приезжает куча пожарных с сиреной, красиво разворачивают лестницу и кота торжественно снимают под аплодисменты… А в последний раз котяра после снятия с дерева сдуру уселся сзади машины. У колеса. А машине, чтоб развернуться, пришлось задом подавать. Жирный был кот, ленивый. Американцы божились, что это случайно вышло, и они страшно переживают, но наш сотрудник им не поверил.