В итоге четыре десятка молодых, крепких парней, сыновей мастеровых да пахарей, оделись в музейные черные рясы, подвесили к поясам короткие дубины, кривые сабли, стальные кандалы — и стали не шапочно знакомыми парнями с Потешного дворца, а какими-то другими. Чужими. Вроде и кремлевскими, а вроде и нет.
Вот эту шайку в полном составе и увидели дружинники возле дверей Кавалерийского корпуса. Стояли опричники вольготно, подбоченясь, на землю поплевывали сквозь зубы небрежно, будто хозяева на своем подворье. И самый здоровый среди них — впереди. Морда красная, как кирпич, и слегка облезлая. Плечи раза в полтора пошире Данилиных, да и росточком на полголовы повыше. Таких богатырей дружинники в Кремле ранее не встречали среди простого люда, оттого и удивились маленько. Не то чтобы испугались — и не такое видывали, просто вопрос возник, неразрешимый с ходу, откуда такой человече в крепости завелся.
— Идите-ка вы во дворец, обознички, — ощерился опричник, растянув улыбку от уха до уха и показав крупные желтые зубы. — Антиллеристы на третьем этаже потеснятся, я ужо с ними договорился.
И потер кулаки, каждый величиной с помойное ведро.
Надо сказать, что, как только стали люди жить на поверхности, сразу решили они переоборудовать помещения Кремля под житейские нужды. Внутренняя роскошь и убранство Большого Дворца за двести лет большей частью превратились в труху, а вот стены сохранились неплохо. Единственное — крыша протекала, и, сколько ее ни латали, ядовитые дожди все равно находили щелку в кровле. И чаще не одну.
Артиллеристы сами вызвались — мол, нам сверху обзор лучше, мы на третьем жить будем. А крыша — хрен с ней, пусть течет. Где сможем — подлатаем, где нет — переживем. И даже несколько малых пушек умудрились наверху установить на случай вражьего прорыва.
Не то чтоб зазорно было дружинникам пожить соседями с веселыми артиллеристами. Приказал бы сотник или воевода — и на крыше дворца б расположились с удобствами. Но красномордый князь из грязи в качестве распорядителя — это уж совсем ни в какие ворота.
— А с нами договориться ты, по ходу, и позабыл, — задумчиво проговорил Данила.
Всякие переговоры такого рода дружинники с недавних пор безоговорочно доверяли Даниле — конечно, когда рядом не было дядьки Еремея. Пусть Данила в науках не особо силен, но хитер словно лис, известен серьезным подвигом, да к тому же боярин. Ему и говорить.
— Ай, чего с вами договариваться? — снова осклабился опричник.
Голос у него для такого сложения был немного пискляв, а когда морду растянет да сквозь зубы слова цедить начинает, вроде и нормально.