— Денис… Ну что ты, что ты.
— Не хочу… чтобы ты уезжала.
И такая радость сразу — как ведро теплой воды сверху опрокинули.
— Денис… я не уеду. Если не хочешь — я не уеду.
Повернулся, уткнулся носом в сгиб локтя, нос мокрый, щекотно.
— Тебе там лучше будет.
Наверно, там действительно было бы лучше. Ну что ж теперь.
Взяла в ладони его лицо, стала целовать. И — всё, будто с листа белого.
За окном — серые мокрые крыши, черепичного цвета столбики каминных труб. Напоминают первые дни в парижском отеле, в фиолетовой табакерке. Трубы-суслики, алюминиевые скаты крыш, прошитые на сгибах железными стежками. Под окном — желобок со стоячей водой, в нем запруда из листьев (каким ветром их сюда донесло?).
— Марьон, у тебя здесь, наверно, метров десять…
— Восемь с половиной.
Одна стена косая, другая обходит каминную трубу: стукнешь — пустота аукается.
— Зато не мансарда, и окно большое. А еще хорошо, что мебель хозяйская.
Мебель: раскладной диванчик, стол, стул к нему. Подобие шкафа. Карликовый холодильник, плитка (на ней — одинокая кастрюлька). Еще антресоли имеются. Душ, туалет — на лестничной клетке, не дай бог ключ от них затерять в ответственный момент.
— Хотелось бы что-нибудь поприличнее, но гарант нужен, аванс. Я все деньги в учебу вбухала. Родители помогли бы, да я не буду просить.
— Почему?
— Марина, мне уже двадцать семь, стыдно! В России отмечают Рождество?
— Да, через две недели.
Марьон встает прямо в ботинках на кровать, запускает руку в чемодан, поглядывающий с антресолей.
— А у нас как назло сегодня. Лечь бы и заснуть — нет, надо к предкам ехать.
Из чемодана вытягивается за рукав блузка.
— Тьфу, мятая. — Марьон зевает три раза подряд. — Соседка у меня полоумная — на нее иногда находит, и она среди ночи врубает музыку, на стук в дверь не реагирует. Спать невозможно.
— У меня есть для тебя вариант.
Марина шла по пустому городу. Рождество. Первое ее Рождество в Париже: маленький кинотеатр с подсвеченными афишами, застегнутый железной гармошкой жалюзи; высоченная елка перед Нотр-Дам, с огоньками, на которые никто не любуется; порыв холодного ветра. Серо… будто собрали все краски в городе, сложили в гигантский чемодан и закинули на невидимые антресоли.
На днях в русском магазине купила рождественский подарок — матрешку. Откроешь упрямое деревянное тельце, сунешь нос — там запах стружки и свежей краски. Подарок предназначался «мокрому воробушку».
Он пригласил отмечать Рождество, и Марина обрадовалась: совсем они с Корто нигде не бывают. Потом сообразила: никуда Денис не пойдет. У него аллергия на религиозные праздники: «Двадцать первый век, а они всё лбом об пол бьют». На вопрос: «Много гостей будет?» Воробушек смущенно ответил: «Нет, не очень». И пропустил к кассе покупателя. Марина выбила чек за очередного Бушкова. Покупатель забрал книгу, не сказав спасибо.