— Раньше надо было ревновать, Корто.
— Да я разве ревную.
А если действительно — уйдет?
Выехали за город.
Молчали.
Мимо пролетали указатели.
— Денис, мы куда-нибудь с тобой движемся? Или это все пустое?
— Я двигаюсь в направлении Нуази. Ты тоже.
Она была похожа на взлохмаченного зверька, которого загнали в угол.
До дома — ни слова.
Сел за компьютер. Она улеглась на кровать, замерла.
Прошло полчаса.
— Денис, поговори со мной.
Повернулся: сидит на кровати вся такая несчастная. Сказал — как мог мягче:
— О чем?
— Денис, я правда могу съехать сейчас. И это все, — повела рукой, — к чему оно было…
— Ну ты же сама решила за всех.
Вот чего хочет? Никак чтобы упрашивал остаться. Чтобы обещал горы золотые. Слова нужны, только слова. А в Париже ей и в самом деле лучше будет: и вставать позже, и гуляй хоть до ночи.
Она молчала.
Вернулся к компьютеру. На форуме любопытная дискуссия шла о регенерации у змей — но не до того стало. Бежал глазами по строчкам, думал: что делать?
Слышал, как она слезла с кровати, стянула рубашку, джинсы. Пошла в ванную.
А если она просто к кому-то переехать надумала? Такая нормальная женская выходка.
Забралась под одеяло, завела будильник. Только десять часов, ну и ладно, лучше уж заснуть, и всё. Корто прилип к своему биофоруму. Помрет — завещает компьютер вместо камня могильного поставить. Хоть бы ухом повел — нет, читает какую-нибудь гнусь о размножении пауков.
Сделать усилие. Надо сделать усилие, собрать вещи. Потом легче станет.
Комната, что предлагает «мокрый воробушек», — уникальный шанс: кто тебе угол сдаст при таких доходах? На эту комнату придется поработать, но оно лучше, чем так прозябать.
Прозябать, зябнуть.
— Мне с тобой холодно, Денис. Холодно.
Мимо.
Выключил компьютер, встал. Ушел в ванную. Никак сном забыться собрался.
Пройдет время, и все это сном покажется: его руки, губы, живот, в который утыкаешься носом и фырчишь. Тортилы. Луна. Лягушка в короне на кафеле ванной. Большая черно-белая фотография Рут Оркин на стене над кроватью — «Американка в Италии»: растянешься на брюхе, подопрешь ладонями подбородок, разглядываешь ее.
Слышала, как он выключил воду, как открыл дверь, вошел в комнату. Лежала, отвернувшись к луне. Вернее, к тучам, за которыми она бродила. Опять шел дождь.
Сперва не поняла — что это. Шмурыгнул — вроде как насморк у него. Ведь не было.
Прислушалась — опять еле слышное: шмур. Повернулась — темно, не видно ничего.
Тишина.
Поколебалась, положила руку ему на щеку. Щека мокрая.
— Денис… Денис… миленький, не надо этого.
Шмур — уже громче. Разве можно было подумать?