Прием работает, проверено на Марине. Пожаловалась: «Не могу Дениса поймать… Мне его не хватает, я даже при нем по нему скучаю». М-да… Еще Маркес писал, что худший способ скучать по человеку — это быть с ним и понимать, что он никогда не будет твоим. Но ведь не уходит она от него. А почему? Потому что он ее не преследует.
Яснее стала ситуация с Ольгой. Строчил ей мэйлы каждый день, звонить пытался, да у нее с английским беда. Цветы послал на день рождения. В Белоруссию потащился. И что? А перестал ее донимать — уже четыре письма получил плюс открытка новогодняя, итого пять.
Избавляться надо от хватательного рефлекса — видно, генетического. Матушка как вцепилась в своего итальянца, так у нее судорогой пальцы и свело, и не только пальцы, но и мозги. Она с какого-то перепугу решила, будто он смертельно влюблен и быстро поймет, что жить без нее не в состоянии: прискачет обратно, изорвав брачные узы на родине. Итальянец нашептал ей, невинной, с вагон — всему поверила: долго голодала, а тут нога баранья с ароматной корочкой. И все же голову надо иметь…
Ужасающие подробности материнской глупости однажды всплыли. А то он гадал: почему мать, которая даже в Мадрид ни разу не выбралась, вдруг подхватила двухлетнего сына и ломанулась в неизвестность, в чужую страну, зачем? Под кроватью в коробке лежат два учебника — французского языка и итальянского. Мама над ними регулярно засыпала.
Да… надо постараться, чтобы сыскать вторую такую… как бы сказать… неразумную сеньору. Понять, из каких соображений Флорентина покинула родную сторонку, трудно было бы даже психоаналитику.
Какая муха ее укусила? Поехала к Воробью якобы подружке с переездом помогать. И Воробей что-то ей заявил, диагноз поставил; своей бы жизнью занялся — нет, в чужую лезет. Пришла, глаза как два полтинника, интересоваться начала — кто там кого любит. Полюбопытствовал, не синдром ли у нее по женской линии ежемесячный. Все, вбил гвоздь себе в крышку гроба — весь вечер молчит за аквариумом, но буквально слышно: кипит, разве что пар не идет.
Спать легли — отвернулась, вся в думах. Доразмышлялась до слез в три ручья. Не стал ей мешать, они явно в бельишке покопались, нашли главного урода. Надо полагать, Воробью в поездке не так комфортно было, как хотелось. Не во всем ему потакали.
Поревела, подождала реакции, повернулась, вид трагический: «Зачем я тебе?» Ответил как есть: «От тебя света прибавляется в парижской серости». Сильнее заревела, не поймешь. Правда, быстро сошла на нет. Молчали. Стал в сон проваливаться, как она заговорила. У нее, поди ж ты, страхи разные — сперва муж ушел, после любовник сбежал, адреса не оставил. С лучшей подружкой Аней тоже сложности, у них то ли любовь была, то ли дружба в художественном преувеличении. Как результат — Маринка привязаться боится (а кто не боится?), что бросят ее — боится, что не любят — боится, словом, сидит в темной комнате, а в каждом углу по мохнатому пауку размером с лошадиную голову. И углов много, комната нестандартная.