Красавица Кэтрин и ее приятельница тихо брели по тропе вдоль этой ограды, любовались романтической картиной местности и гадали, какой она примет вид, когда лето, уже недалекое, оденет рощу в листву. Они довольно долго шли молча. Наконец веселая, смелая духом француженка сумела одолеть печальную думу, навеянную всем недавно пережитым, да и нынешними их обстоятельствами.
— Неужели ужасы Фолкленда, дорогая Мэй, все еще тяготеют над твоей душой? Старайся позабыть о них, как забываю я. Нелегко нам будет идти дорогой жизни, если мы не станем после дождя отряхивать влагу с наших намокших плащей.
— Эти ужасы не позабудешь, — ответила Кэтрин. — Однако сейчас меня больше тяготит тревога за отца. И не могу я не думать о том, сколько храбрецов в этот час расстаются с жизнью в каких-нибудь шести милях отсюда.
— Ты думаешь о битве шестидесяти горцев, про которую нам вчера рассказывали конники Дугласа? О, на такое зрелище стоило бы поглядеть менестрелю! Но увы! Мои женские глаза… Блеск скрестившихся мечей всегда слепит их!.. Ах, что это — погляди туда, Мэй Кэтрин, погляди туда! Наверно, крылатый гонец несет весть с поля битвы!
— Кажется, я узнаю человека, который бежит так отчаянно, — сказала Кэтрин. — Но если это в самом деле он, его гонит какая-то шалая мысль…
Так она говорила, а тот между тем направил свой бег прямо к саду. Собачонка бросилась ему навстречу с неистовым лаем, но быстро вернулась, жалобно скуля, п стала, прижимаясь к земле, прятаться за свою хозяйку, потому что, когда человек одержим рьяным порывом какого-либо неодолимого чувства, даже бессловесные твари умеют это понять и боятся в такую минуту столкнуться с ним или пересечь ему путь. Беглец так же бешено ворвался в сад. Голова его была обнажена, волосы растрепались, его богатый кафтан и вся прочая одежда имели такой вид, точно недавно вымокли в воде. Кожаные его башмаки были изрезаны и разодраны, ноги в ссадинах и крови. Лицо дикое, глаза навыкате, сам до крайности возбужден или, как говорят шотландцы, «на взводе».
— Конахар! — закричала Кэтрин, когда он приблизился к ней, должно быть ничего перед собой не видя, как зайцы будто бы не видят ничего, когда их настигают борзые.
Но, окликнутый по имени, он сразу остановился.
— Конахар, — сказала Кэтрин, — или, вернее, Эхин Мак-Иан! Что же это значит!.. Клан Кухил потерпел поражение?
— Да, я носил те имена, которые дает мне эта девушка, — сказал беглец после минутного раздумья. — Да, меня именовали Конахаром, когда я был счастлив, и Эхином — когда был у власти. Но больше нет у меня имени, и нет такого клана, который ты сейчас назвала. И ты безумна, девушка, когда говоришь о том, чего нет, тому, кого нет на свете…