Ольга Кучкина пишет о духовной победе:
Но дух переводит себя через время,
берет на себя предыдущее бремя…
А когда бремя отбирается, место его занимает другое: радость любви.
Он меня любит. Простейшая вещь.
И отворяется огненна пещь,
птица дымится и куст опален
с неопалимо-купинных времен.
Он меня любит. Кончается век,
век погорельцев, усталых калек.
Из-под опущенных нежностью век
вижу, как Стиксом бредет человек.
Любовь врывается в жизнь поэзии, но поэзия верна себе, своему мирочувствию. Не поэт, а стихи его первичны – поэт лишь записывает их. Так записывали все истинные поэты.
Опьянение Божественным присутствием, о котором говорил афонский старец Иосиф Исихаст, не постоянно. Это – дар. Дар пребывания в ином духовном пространстве, оно и взывает к душе поэта, словно требует его открыться. И здесь нужна особая работа – сосредоточенность для познания вечного блага жизни. Это прочитывается в стихах Ольги Кучкиной, как прочитывалось в стихах Бориса Пастернака, поэтическая приверженность автора которому несомненна.
Книга Ольги Кучкиной дала возможность сказать Владимиру Корнилову, узнавшему ее поэзию: «Она пришла и перевернула все мои представления о поэзии. Я думаю, что каждый поэт, если он настоящий, приходит и переворачивает наши представления. Если он не переворачивает, он во втором или третьем ряду».
…На творческом вечере в Доме архитектора зал замер, слушая, как Ольга читает стихи. Похвальные речи были не нужны, книги «Високосного века» быстро разошлись.
А через несколько дней было написано новое стихотворение:
Пронеси эту чашу с довольствием мимо меня,
пронеси эту чашу с довольством куда как подальше,
я отказа прошу от любой разновидности фальши,
похвальбы и пальбы вхолостую, без дрожи огня.
Роковая удача – и прыгает сердце, как мяч,
и заходится разум за ум от дурного блаженства,
я прошу не отнять осознания несовершенства
и – как дара – пройти мимо сытых никчемных удач.
2002
Евгений Евтушенко
Открытие
Я давний читатель Оли Кучкиной. Мне всегда нравились ее романтичные, чуть сентиментальные статьи. Она внесла в публицистику «Комсомольской правды», в лучшие годы этой газеты, что-то свое, какой-то лирический, я бы сказал, аромат. Оля и прозу писала, и пьесы. Она настолько мне всегда нравилась, я ее уважал и даже обожал, если хотите знать, просто как женщину, как писательницу, как журналиста. Она – одна из лучших шестидесятниц. Меня ее стихи поразили. Вот я сейчас буду просто читать ее стихи, больше, чем говорить. Я не представлял, что у нас есть такой своеобразный тонкий лирик. Рядом. Не замеченный мною.